В пространстве книжного мира через чтение происходит движение души

 В.П.Леонов

 

В Словаре С.Ожегова, пожалуй, нет ни одного другого слова, такого широкого диапазона толкования, как слово «Душа». Оно подается в пяти различных толкованиях и во множестве устойчивых выражений. Одно из них - «душа человек» означает – человек отзывчивый. А отзывчивый человек подобен эху, откликающемуся на зов. Пушкин в стихотворении «Эхо», говоря о поэте, писал:

«Ты внемлешь грохоту громов

И гласу бури и валов,

И крику сельских пастухов.

- И шлешь ответ;

Тебе же нет отзыва… Таков

И ты поэт!»

Каждый раз, читая эти строчки, у меня возникает желание возразить Пушкину, сказать ему – «Есть, есть отзыв!» Он в сердце читателя, в его душе.

 О читательском отзыве как отражении движения души самого писателя, мечтает каждый из них. С точки зрения науки слово Душа - это внутренняя психическая деятельность человека, т. е. его сознание. Часто сознание человека сводят к мыслительной деятельности. Это узкая его трактовка. На самом деле сознание как непрерывно изменяющаяся совокупность чувственных и умственных образов, предстающих во «внутреннем опыте» человека, включает в себя широкий спектр свойств. Кроме мышления, в сферу сознания человека входят восприятие, воображение, , эмоции, память, ассоциации, самосознание, внимание, мотивы т.е. все богатство внутренней жизни. Попробуем приоткрыть психологическую дверь в процесс читательского эха, отзывающегося на слово писателя, проследить за движением души человека, склоненного над страницами художественного произведения.

Мною изучены многие десятки читательских откровений, отраженных в автобиографиях будущих отечественных писателей, художников, актеров, меценатов. Изучала я восприятие художественных произведений в детстве и у нынешних студентов, что выразилось в их сочинениях «Мои первые читательские впечатления», которые я практикую в курсе «Психология детского чтения» в течение десятка лет. Изучала я и читательские отзывы сегодняшних школьников, в которых, так или иначе, нашло отражение восприятие ими литературных произведений. В поле моего внимания были также читающие литературные персонажи, изображенные в детских книгах. Весь полученный материал составил Хрестоматию, названную «Школа чтения», изданную в 2006 году в издательстве «Школьная библиотека». Этот материал и помог мне сделать определенные выводы о работе сознания (души) человека в процессе чтения, в том числе и о влиянии чтения на его личностный духовный рост.

Первое, на чем следует остановиться, говоря о чтении художественных произведений – это на работе воображения читателя. Почему именно на нем?

Если другие виды искусства предполагают прямое воздействие на органы чувств воспринимающего человека (зрение, осязание, слух), то искусство слова способно влиять на читателя лишь опосредованно через деятельность воображения. Читая, мы видим буквы, слова, предложения, текст в целом, но сознание в этот момент творит другое. Оно перекодирует слова в образы, звуки, запахи, краски, тактильные ощущения. В этом случае читатель видит не сетчаткой глаз, слышит не ушами, ощущает не кожей, а внутренним взором, внутренним слухом, внутренним осязанием. «Читаешь книгу – кажется, все видишь, все слышишь. А копнешь – это ты придумал, этого в тексте нет». Это признание Алисы Фрейндлих в какой-то мере отражает сущность процесса чтения художественной литературы как образного мышления. Воображать, фантазировать, мечтать означает, прежде всего, видеть внутренним зрением то, о чем человек читает. «Внутри читающего человека, - говорил К.С.Станиславский,- образуется непрерывная кинолента». Пока длится чтение, она бесконечно тянется, отражая на экране нашего внутреннего зрения иллюстрирование и слуховое сопровождение предлагаемых автором обстоятельств. Возникающие в сознании читателя образы создают определенное настроение, которое в свою очередь, оказывает влияние на весь внутренний мир. У руля воображения стоят двое – автор и сам читатель. Как книге нужна фантазия читателя, так фантазии читателя нужна книга. Книга как бы выманивает из сознания читателя множество впечатлений, заставляя по-новому их структурировать и оживлять. Это новое воссоздаваемое зрелище, которое проходит перед глазами читателя и определяет влияние чтения на духовный мир человека. «Произведение литератора,- утверждал Горький, - только тогда более или менее сильно действует на читателя, когда читатель видит все, что показывает ему литератор, когда литератор дает ему возможность тоже вообразить – дополнить картины, образы, фигуры, характеры из своего читательского опыта, из запасов его, читателя, впечатлений». Литературное произведение способно рождать мечты и образы, выводящие сознание человека за рамки текста. Читатель может мысленно побывать на другой планете, в воде или под водой, оказаться один на необитаемом острове, пожить в прошлом или будущем. В стихотворной форме эту способность сформулировал поэт Леонид Мартынов:

 Вспоминаем неожиданно,

 Непредвиденно, негаданно,

 То, что было и не видано,

 Да и впредь не предугадано

Создаваемые силой воображения писателя образы-персонажи, вызывают у читателя эмоциональную реакцию, участливое отношение к их переживаниям, называемое сопереживанием. Человек включается в чужую жизнь, изображенную писателем, вместе с героями книги радуется и страдает, оценивает и переживает, протестует и соглашается, овладевает сложностью человеческого бытия. Переживания читателя – не имитация. Они подлинные. Читая, человек тренирует свои эмоциональные реакции на добро и зло, переносит на себя чувства персонажа, ощущает себя в его обстоятельствах, находит в прочитанном созвучие собственной душе. Опыт, пережитый другими, и усвоенный как собственный, обеспечивает влияние искусства слова на сознание человека, оставляет в нем глубокий след. Поэзия подсказала: «Память сердца сильнее памяти рассудка». Характерно в этом отношении уже название первого российского журнала для детей Николая Новикова «Детское чтение для сердца и разума» (1775), где на первое место поставлено «сердце». Не случайно в предисловии к своей повести «Детство» среди качеств желаемого читателя Лев Толстой главным назвал «чувствительность», то есть «способность пожалеть от души и даже пролить несколько слез о вымышленном лице, которого вы полюбили и от сердца порадоваться за него, и не стыдились бы этого». Задеть за сердце читателя всегда было главной задачей литературы как искусства слова. И эта задача эхом отзывалась в душах читателей. На будущего писателя Виктора Розова, например, когда он был подростком, произведения Достоевского действовали так ошеломляюще, что он не мог усидеть на месте и прыгал, чтобы успокоиться. Кульминация эмоциональной реакции на читаемое произведение называется катарсисом. Субъективно он переживается как душевный подъем, готовность к высоким и добрым поступкам. Петербургский социальный психолог В.Е.Семенов выделил три основные аспекта катарсиса – эмоциональный, эстетический и этический. Первый ведет к состоянию облегчения (включая смех и слезы). Второй – пробуждает чувство гармонии, порядка, красоты. Третий – вызывает гуманные, альтруистические чувства. Вместе взятые функции катарсиса формируют, в конечном итоге, мироощущение человека, ориентированного на готовность бескорыстно действовать в пользу другого, не считаясь со своими личными интересами. Этот «конечный итог»и есть высшее назначение искусства. Его обуславливает чтение великих писателей, чьи произведения проникнуты духом гуманности.

Столь сильное влияние книги на читателя объясняется еще и тем, что книга пробуждает его самосознание. Читая о других людях, человек идентифицирует себя с тем или иным персонажем, узнает в них собственные черты или пережитые чувства. Кто-то узнает свое оскорбленное самолюбие, кто-то свои искания, кто-то свои проступки, одиночество души, обиды и многое другое. Не случайно, в отзывах детей можно нередко увидеть фразу: «Мне казалось, что я читаю о самом себе». От персонажа к читателю литература переносит опыт поведения человека в тех или иных жизненных обстоятельствах, мир его мыслей и чувств. Идентифицируя себя с другими, читатель одновременно и отделяет себя от других, находит в себе самоидентичность - «и то же, что я, и не то же». А там, где пробуждается самосознание, рефлексия, там зарождается самовоспитание, поиски нравственных ценностей. Читатель получает жизненный урок. Иван Бунин, вспоминая чтение в детстве, дивился: «И как уже различала, угадывала моя душа, что хорошо, что дурно, что лучше, что хуже, что нужно и что не нужно ей!». И не только различала, и угадывала, но и закрепляла за собой все доброе и отторгала все злое, или как говорил Аксаков: «рождала презрение ко всему низкому и подлому и уважение к честному и высокому». Путь к гуманной самоидентичности лежит через присвоение и сопереживание соответствующих жизненных моделей поведения и отторжения от антигуманных моделей, то есть через мысленный диалог между ними. Так читатель учится быть Человеком на опыте человечества, так рождается и образ «Я» в настоящем и будущем.

 В идентификации есть две стороны – внешняя и внутренняя. Внешняя – это сходство обстоятельств, поведения, поступков. Внутренняя – невидимая, отражающая духовный мир человека, его мысли и чувства, его характер, мотивы поведения. Чем младше ребенок, теми важнее для него внешняя сторона. Лишь по мере возрастания, человек начинает идентифицировать себя с героем, ориентируясь на его внутренний мир. Ярче всего это происходит в отрочестве, когда создается гипотеза о самом себе.

Влияет на характер идентификации опыт пережитого. Чем этот опыт богаче, тем больше соединяющих нитей читателя с персонажами и их автором. Интересный пример идентификации с чувствами автора привел писатель А.Лиханов в повести «Никто». Главный герой подросток, лишенный отца и матери, живущий в интернате, не знавший ласки и нежности, в скорбной интонации лирической песни увидел свою жизнь, свою судьбу, свое отчаяние.

«Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,

Где уж савана ждет, холодея, земля,

И где в голых лесах воет ветер унылый –

То родимый мой край, то отчизна моя».

 Писатель по этому поводу пишет: «Ему надо было выговориться – а своих слов он не знал, не находил, но его распирала эта странная боль – и вот она нашла выход в чужой, каким-то мудрым человеком написанной песне. Не песне - а тоске». Важно заметить, что герой повести – Николай Топоров – и раньше пел. Но он никогда не отождествляя себя с песней. И только повзрослев и смутно осознав, что он Никто в этой жизни, в чужих строках, прямо не касающихся его собственной драмы, а говорящих о родном крае, он смог воочию ощутить «ветер унылый» его собственной души.

Психологической основой идентификации является способность к мысленному перевоплощению: умению поставить себя на место персонажа, зажить его жизнью. Представляя себя на месте персонажа, читатель извлекает из собственного сознания новый мир неведомых доселе мыслей и чувств. На важность этого момента обратил внимание известный литературный критик и философ Ю.Карякин: «Пока ученик относится к литературе как свидетельству того, что происходит с другими, а не с ним самим, пока в чужом не узнает свое, пока не обожжется этим открытием – до той поры нет и самовыделки, нет и потребности в ней». Добавим, нет и желания читать. Перевоплощение у ребенка часто проявляется в игре по следам прочитанного, в стремлении подражать героям и внешне и внутренне. Лев Толстой пишет «Я даже наружностью и привычками старался быть похожим на героев, имевших какое-нибудь из достоинств». Интересны в этом плане воспоминания Евгения Шварца, его рассказ о том, как прочитав «Принца и нищего» Марка Твена, он играл в Эдуарда, копировал дворцовый этикет, сидя на стуле как на троне.

Другой психологической основой идентификации являются аналогии и ассоциации, которые возникают или могут возникать в сознании читателя, когда он углубленно читает. Аналогия – это нахождение сходства между предметами и явлениями в каком-либо отношении. Ассоциация- установление непроизвольных связей одного явления с другим. Та и другая – элементы образного мышления. Каждый человек несет в себе материал ранних впечатлений, актуализация которых может неожиданно произойти при чтении. Макар Девушкин, персонаж повести Достоевского «Бедные люди», сравнивая себя с Самсоном Выриным («Станционный смотритель» Пушкина), в письме пишет: «Живешь и не знаешь, что под боком там у тебя книжка есть, где вся-то жизнь твоя как по пальцам разложена… Ведь я то же самое чувствую, вот совершенно так, как в книге…Да, сколько между нами-то ходит Самсонов Выриных, таких же горемык сердечных». Близкую этой мысль высказал писатель В.Приемыхов: «Я люблю Пятнадцатилетнего капитана, Гека Финна, капитана Сорви-голова только за то, что они напоминают мне какого-нибудь Ваську, Петра или меня самого».

Что касается ассоциаций, то о природе их хорошо сказал Джек Лондон в романе Мартин Иден»: «Делалось это совершенно непроизвольно, и каждому событию реальной жизни (добавим – и жизни, изображенной в читаемой книге - И.Т.) неизменно сопутствовали картины, создаваемые фантазией. Эти видения были отголоском всего того, что пережил некогда Мартин, всего, что он видел и вычитал из книг, и они постоянно, наяву и во сне, теснились в его мозгу». Иван Бунин вспоминал, как при упоминании имени Лермонтова в его сознании мгновенно возникали картины снежной вершины Казбека, Дарьяльского ущелья, долины Грузии, где шумят «обнявшись, точно две сестры, струи Арагвы и Куры», облачной ночи в Тамани, дымной морской синевы, в которой чуть белеет вдали парус». Ассоциации могут идти и в обратном направлении: от реальной действительности – к литературному произведению. Так, у ребенка, пришедшего в Таврический сад, мгновенно в памяти возникает Мойдодыр» К.Чуковского. При упоминании улицы Бассейной – встает образ человека Рассеянного, персонажа стихотворения Маршака. У начитанных петербуржцев «Давно стихами говорит Нева, строкою Гоголя ложится Невский. О Блоке вспоминают Острова, а по Разъезжей бродит Достоевский. У людей, не читавших произведения упомянутых авторов, этих ассоциаций не возникает.

Создание образов, эмоциональная реакция,самосознание, идентификация, в сочетании со способностью перевоплощения , включенности в духовный мир персонажа, при наличии аналогий и ассоциаций рождают явление называемое библиотерапией. Оно снимает душевную и физическую боль читателя, помогает в преодолении жизненных невзгод. Как бальзамом на душу было влияние на юного Вересаева произведений Тургенева. При нем он забывал все плохое. «Во время неудач, невзгод, я прибегаю к нему и, при чтении его душа очищается, тоска пропадает». Меценат Мария Тенишева, говоря о своем детском чтении, особо выделила книгу Фомы Кемпийского «О подражании Христу»: «Она внесла в мою душу примирение, утешила меня, поддержала. Всегда в тяжелые минуты, когда грусть сжимала мое сердце, я находила в ней отраду, опору. Я уже не чувствовала себя одинокой». Убедительные примеры благотворного, исцеляющего влияния чтения на детскую душу можно найти в воспоминаниях Андрея Белого.

С терапевтическим эффектом, тесно связано и часто обуславливает его – углубление читателя во внутренний мир персонажей. Эту черту особо отметил Н.А.Рубакин. Он считал понимание человеческой души, ее переживаний, настроений, стремлений, идеалов главным делом чтения. Первый вопрос, какой он предъявлял к художественному произведению, заключается в следующем: «Что даешь ты для понимания человека и человеческой души, всех ее переживаний и в ней самой и в ее отношениях к психике других людей, с какими ей приходится в данной обстановке и при данных условиях соприкасаться». Конкретизацией этой мысли может служить опыт Короленко, когда тот читал «Домби и сын» Диккенса. Внутренний мир Флоренсы и ее угрюмого отца, сложность их взаимоотношений так увлекли юного читателя и так врезались ему в память, что он написал позже целую статью о своем детском восприятии этого романа, пробудившем в нем интерес к психологии человека, к тонкостям и сложностям его внутреннего мира. По глубине проникновения во внутренний мир персонажей можно в равной степени судить и о таланте писателя и о таланте читателя. Литература единственный всеохватывающий учебник человековедения, имеющий целью «проявить, высказать правду о душе человека (Л.Толстой) и обладающий способностью «доказывать мне о человеке то, чего я не вижу, не знаю в нем» (М.Горький).

Ребенок, воодушевленный прочитанным, ищет для себя возможность претворить читательские впечатления в продуктах собственной творческой деятельности, тем самым реализовать свою природную креативность. В младшем возрасте он чаще всего рисует под впечатлением от книги, делает поделки, импровизируют, в более старшем возрасте начинает творить сам: писать стихи или прозу, выражать свои впечатления в устных или письменных отзывах.

Говоря о том, что происходит в душе читающего человека, нельзя не коснуться еще одного элемента - рождения философского умонастроения. Открытие «умственных наслаждений» характерно для многих читателей – и подростков и взрослых. «Как будто на широких, сильных крыльях я поднимался на воздух и уверенно полетел ввысь» - писал Вересаев, вспоминая о характере своего мышления при чтении «умных» книг. Ответ на мучивший его вопрос : «Зачем, зачем мне жизнь дана?» он нашел у Писарева, открывшего ему горизонты умственной жизни, указавшего ему путь к счастью, которое не получают от благодетеля, а вырабатывают в себе сами. К философскому умонастроению читателей подталкивала особенно отечественная литература, о которой философ В. Асмус сказал: «Редкая литература в кругу литератур мирового значения представляет пример такой тяги к философскому осознанию жизни, искусства, творческого труда, какой характеризуется именно русская литература». Примером философского подхода к чтению художественной классики может служить опыт чтения Натальи Долининой – талантливого учителя и читателя (См. ее книгу «Каждый читает по-своему». 2007). Для нее чтение – это поиски ответов на насущные вопросы бытия: «Чем наполнить свою жизнь, чтобы не быть одиноким? В чем счастье? Что такое дружба и что такое любовь? В чем долг каждого человека перед всеми остальными людьми? Почему жизнь одного можно назвать богатой и счастливой, а другого бедной при его внешнем благополучии?»

Перечисленные свойства сознания, обеспечивающие личностное развитие читателя, проявляются у каждого в той или иной степени, кто вышел за рамки механического, бездумного чтения. Каждое из произведений вызывает свое движения души. Валерий Павлович Леонов, чьи слова я привела в эпиграфе, назвал все вместе взятые внутренние движения в ответ на читаемый текст двумя словами - «Неконтактный резонанс». (Истоки идеи он обнаружил в трудах психологов А.А.Ухтомского, М.М.Бахтина, Л.С. Выготского). Суть этого явления состоит в том, что «посредством Слова книга и Слова в ней становятся моими…Через них я узнаю, кто я, что я есть. Можно сказать и так: в процессе чтения книги происходит присвоение авторского текста читателем для удовлетворения личных потребностей. Каждый берет из нее свое». Неконтактный резонанс порождает духовную силу образов, которая позволяет преодолеть расстояние между различными эпохами культуры. В поэтической форме эту мысль выразил Владимир Набоков в стихотворении «Неродившемуся читателю», написанном в 1930 году. В ней он обращается к «светлому жителю будущих веков», к тому, кто прочитает когда-нибудь его забытые стихи. В последней строфе стихотворения он пишет:

« Я здесь с тобой. Укрыться ты неволен.

К тебе на грудь я прянул через мрак.

Вот холодок ты чувствуешь: сквозняк

Из прошлого… Прощай же. Я доволен».

Из материала опыта писателя, выраженного образным словом, читатель создает свой духовный мир, способный порождать новую культуру. В этом, наверное, и состоит смысл чтения как движения души, отражающей искусство во времени. Не столько читателя растит образное слово, сколько Человека, живущего здесь и сейчас.

Что дает библиотекарю-практику обрисованный здесь контур движения человеческой души в процессе чтения? Он подсказывает направление диалога по следам прочитанного литературного произведения, при котором возникшие при чтении неконтактные резонансы трансформируются в контактный живой обмен читательскими впечатлениями, ведущий к возникновению новых движений души более высокого уровня.