Страницы истории

 

Февральская революция 1917 года: победа «исторической России»

 

© Райнхард Везер

 

Времени мало: до 100-летнего юбилея русской революции 1917 года, который будет отмечаться в конце февраля, осталось всего-ничего, - а работа над официальной программой памятных мероприятий только-только началась. Первое заседание организационного комитета, созданного по поручению Президента, состоялось 21 декабря 2016 года. Сделать это раньше едва ли было возможно, поскольку соответствующий указ Кремля появился 19 декабря. До того момента было неясно, кто будет отвечать за то, как Россия вспомнит о событиях, которые в своей совокупности стали коренным переломным моментом в ее истории, а также определили не только судьбу России, но и всего мира на много десятилетий вперед.

Запоздалое начало подготовки объясняется тем, что российское руководство испытывает трудности с оценкой событий 1917 года. В России с подачи государства на протяжении многих лет культивируется такое понимание истории, которое не предусматривает двусмысленности и промежуточных оттенков. Задача историографии состоит в том, чтобы повествовать о величии, победах и героях России. «Для нас важна не дюжина версий, в которых историческая правда иногда блуждает как в темном лесу» - так пишет министр культуры России Владимир Мединский в предисловии к своему бестселлеру «Мифы о России». Он отмечает, что важен «яркий пример» для нынешнего поколения, о котором оно должно узнать из истории.

Революции в феврале и в октябре 1917 года и последовавшая затем гражданская война между «красными» и «белыми» выпадают из такой парадигмы повествования. Это были годы разлома, а не постоянства, годы внутренней слабости и развала, а не побед и величия, годы бесконечно жестокой войны русских против русских, в которой лишь тот может найти героев, кто поддержит ту или другую сторону.

В начале декабря 2016 года, в Послании Федеральному Собранию, Путин отметил в связи с памятной датой революции, что «уроки истории нужны нам прежде всего для примирения, для укрепления общественного и политического согласия, которого нам удалось сегодня достичь». По его словам, недопустимо «в собственных политических и других интересах спекулировать на трагедиях, которые коснулись практически каждой семьи в России, по какую бы сторону баррикад ни оказались тогда наши предки».

В действительности же вырисовывается, что российское руководство пытается поступить именно так: использовать воспоминания об ужасах революции и гражданской войны для легитимизации собственной власти. Потрясения тех лет, что наступили после 1917 года, - это травма, которая до сих пор воздействует на российское общество, тем более что они, кажется, вписываются в схему, которая уходит корнями вглубь российской истории. В XVII и XVIII веках царскую империю сотрясали неслыханно жестокие социальные мятежи, их деструктивный гнев отдался эхом в XIX веке - в виде терактов, совершенных «левыми» террористами. Понятие «русский бунт» стал синонимом разгула насилия. Ввиду того, что в России глубоко укоренился страх перед такими волнениями, протестное движение зимы 2011/2012 подчеркивало, что оно не хочет революции.

К этим историческим страхам россиян власть имущие апеллировали уже во время революции на Украине. «Мы видим, как романтическая риторика ораторов различных цветных революций влечет за собой кровь и человеческие страдания», - сказал руководитель Службы внешней разведки Сергей Нарышкин на прошлой неделе на первом заседании оргкомитета по подготовке к 100-летию революции 1917 года. Как председатель Российского исторического общества он отвечает за официальные воспоминания о 1917 годе. «Я убежден, что у нашего общества есть мощная прививка против таких технологий».

За формулировкой «такие технологии» скрывается утверждение российского руководства о том, что протестные движения на постсоветском пространстве - это операции западных спецслужб, призванные ослабить Россию. Обвинения в том, что в современной России критики режима действуют по поручению вражеских сил, регулярно повторяются в государственных СМИ, а с принятием закона об «иностранных агентах» они приобрели форму закона.

Аналогия с 1917 годом налицо: в конце концов, в апреле 1917 года Ленин и другие видные большевики прибыли в Россию из швейцарского изгнания через Германию, в результате чего еще тогда возник миф, будто они действовали по поручению немцев. Министр культуры Мединский подхватил этот аспект, когда в мае прошлого года формулировал основные параметры памятных событий, приуроченных к годовщине революции: должно быть ясно, как «это неправильно - делать ставку на помощь иностранных „союзников" во внутриполитической борьбе».

Глубокий разлом - для российской истории им стали конец монархии в феврале и коммунистический переворот в октябре 1917 года - Мединский пытается «смягчить» с помощью отчаянной историко-философской конструкции: по его мнению, логика истории вынудила большевиков после захвата власти, вопреки собственным идеологическим установкам, восстановить разрушенное российское государство. Не «красные» одержали победу над «белыми», победила «третья сила, которая не принимала участия в гражданской войне - историческая Россия». От этой точки Мединский проводит прямую линию к современности: после разрушения Советского Союза в 1991 году «мы только сейчас наблюдаем, как историческая Россия - без колебаний - возвращается к своим правам - так, как это всегда происходило в нашей истории».

В таких рассуждениях не находится места одному важному вопросу, а именно о связанных с правящим режимом экономических, социальных и политических причинах, которые в 1917 году привели к революции, а в 19991 - к распаду Советского Союза. Этот вопрос, ввиду чудовищных структурных проблем, и в современной России не входит в планы власть имущих.