Как у Эдисона отобрали диплом
© Ираклий Угулава
Перейдя через Оку, мы без передышки и в снег, и в стужу преследовали отступающего врага. Шоссе было запружено немецкими машинами и танками, на обочине дороги валялись скрючившиеся от мороза трупы фашистов. Три наших пехотных батальона остались лежать на окраине Калуги. Те же, кто остался в живых, направились к Малоярославцу. После трехдневного марша показался древний русский город. В Малоярославце бушевал пожар, черный дым столбом поднимался к небу. Время от времени ветер разгонял дым, и тогда становились видны высокие купола еще не разрушенных церквей. Во взятии Малоярославца наш дивизион не принимал участия - нас перебросили в район севернее города. По донесению разведки, немцы собирались на этом участке прорвать линию фронта и зайти в тыл армии, наступавшей на Малоярославец. Но утром наши опередили их и после горячего боя ворвались в город.
Дивизион получил приказ сняться с позиций и дожидаться основных сил бригады у железнодорожной станции. На двенадцати эшелонах приехали мы защищать Москву. А сейчас нам понадобилось лишь два эшелона... Окоченевшие от мороза, измученные от бесконечного марша и атак, погрузились мы в вагоны, стенки которых были покрыты ледяной коркой, а с потолков свисали сосульки. Маленькая чугунная печка не справлялась с усилившимся морозом. Окружив ее плотным кольцом, мы сидели и дремали.
Поезд несся по заснеженному полю, на котором гулял ветер. Никого из нас не интересовало, сколько времени мы в пути и куда едем. Молча смотрели на раскаленную печку и мечтали лишь об одном: чтоб до утра шел поезд, чтоб успели мы отдохнуть и собраться с мыслями.
До утра мчался поезд, а потом остановился. Открылась вагонная дверь, и с порога прогрохотал старшина:
- Приехали, вставайте, лентяи, сони!.. Живее выгружайте пушки - и в дорогу! Слышите, лентяи, сони?!
Старшина Владимир Солдатов присоединился к нам у Калуги Несмотря на суровую внешность, он был добрым человеком, знающим и понимающим солдата. Видно было, что ругает он нас просто так, по привычке - такой уж у него характер. Расквартировались мы недалеко от Москвы, в селе Серпухове, каждому отделению выделили по избе. Хозяйка «нашей» избы встретила артиллеристов радушно.
- Что вам нужно, сынки, чем вам послужить? - спросила она.
- Баня, мамаша, только баня, - ответил за всех Болтунов. Русская баня словно излечила нас от какого-то недуга - взбодрила, придала сил, развеселила. Через распаренную кожу организм задышал свободно, исчезла усталость, мы уже спокойнее вспоминали наше боевое крещение. На следующий день кое-где раздались и песни. Через несколько дней у Солдатова появилась новая забота - он не знал, кто из Бойцов в какой хате ночует.
В одно морозное утро во взвод управления прибыло пополнение. всего пять человек - два разведчика и три телефониста. Старшина всех пятерых привел к нам в избу и построил в ряд. Один из них был таким! высоким, что головой почти достигал потолка. Старшина неловко мялся перед великаном и не знал, с чего начать разговор.
- Вы Пётр Васильевич Дубинин? - спросил он наконец, заглянув в список.
- Так точно, мастер спорта!
- Не понял, - сказал старшина.
- Пётр Васильевич Дубинин, мастер спорта.
- Борец?
- Нет.
- Баскетболист? - старался угадать старшина.
- Нет.
- Футболист?
- Нет.
- А по какому же виду вы мастер?
- По шахматам.
- Что, что вы сказали? По шахматам?!
Старшина прыснул, по слогам произнося слова.
- По шах-ма-там, мас-тер спор-та... Что за мастерство нужно, чтобы переставлять десятиграммовые фигурки? Такой вот великан тратит время на шахматы? Нет, братец, не проведешь меня!
Дубинин стоял спокойно. Ждал, когда старшина закончит смеяться, а затем тоже пробасил:
- Этот смех свидетельствует о вашей глупости.
Это уже было оскорблением. Старшина моментально прекратил смеяться и застыл перед Дубининым, едва доставая ему до плеча.
- Это я глупец?
- Да. Кроме того, чтоб вы знали, шахматные фигуры весят не десять граммов, а больше тонны!
Ну в это Солдатов уж никак не мог поверить, он ведь и фигуры держал в руках, и играл в шахматы, даже умел делать «детский мат».
На старшину опять напал смех.
- Ладно, оставайся здесь, - сказал он Дубинину и, забрав с собой остальных четверых новичков, вышел из избы,
Через некоторое время каптенармус принес Дубинину одежду. Он не торопясь примерил военную форму и расхохотался:
все было ему коротко, даже шапка не подошла. Затем из вещевого мешка достал шахматную доску с фигурами и обратился к нам:
- Прошу, познакомимся за доской.
Говоря откровенно, в ту пору я мала был знаком как с шахматами, так и с шахматным миром. Ну, а наш новичок так смело заявил: «Я мастер спорта», что невольно отбил у всех охоту сразиться с ним.
- С кем буду иметь счастье играть?
Бурдяк подмигнул мне, мол, иди играй Я подошел, снял слева от черного короля две фигуры и сказал:
- Только на таких условиях, согласны?
Дубинин глянул на меня сверху и ответил:
- Многовато, но я согласен.
Партию я проиграл, иначе и быть не могло. После меня все захотели играть. Конечно, все проиграли. Дубинин достал записную книжку и вписал в нее фамилии, имена, отчества, год рождения и национальность проигравших.
- Видите ли, у меня такая привычка: как бы ни закончилась партия, я должен записать фамилию моего противника. Каждый должен стремиться обогатить свою биографию документальным материалом.
Те, кто до войны, да и после войны следил за шахматной жизнью, часто могли встретить в печати фамилию Дубинина. В разное время он играл с Ботвинником, Левенфишем, Лилиенталем. Так вот, именно этот известный шахматист явился во взвод в качестве обыкновенного телефониста. К солдатской жизни он привык быстро, не сторонился никакой работы, особенно любил дежурить на кухне - обычного солдатского пайка ему не хватало. Дубинин весил 140 килограммов, а получал, как и все, по 800 граммов хлеба. По вечерам он рассказывал шахматные истории: эпизоды из биографий Ботвинника, Эйве, Капабланки. Самозабвенно говорил об Алехине, Ласкере... Разговор он заканчивал одной и той же фразой:
- Ну чего бы сейчас я пожелал? Миску щей, горячих-прегорячих, что скажешь, а?
До начала наступления на Ильменском направлении начальник бригады генерал Бабак решил осмотреть прибывшие на пополнение части. Побывал и у нас.
Дивизион выстроился на проселочной дороге. В голове колонны, как и полагается, стоял взвод управления - на его правом фланге возвышался Дубинин в своей короткой шинели и с шапкой на макушке.
Генерал обошел строй батареи и под конец приблизился к взводу управления. Приблизился и сразу же заметил стоявшего в начале колонны Дубинина. Некоторое время он рассматривал этого великана, затем на губах у него заиграла улыбка и он подозвал командира дивизиона.
- Кто это? - спросил генерал.
Прежде чем комдив сказал что-либо, Дубинин сам скороговоркой выпалил:
- Петр Васильевич Дубинин, мастер спорта по шахматам.
- Очень хорошо. А ты в зеркало гляделся?
- У нас нет зеркала!
- Ты бы хоть в корыто налил воды и поглядел на себя.
- У нас и корыта нет такого, чтоб меня во весь рост в нем рассмотреть.
Генералу не понравились смелые ответы шахматиста. Он повернулся к нему спиной и сказал комдиву:
- На что это похоже! Сегодня же пошлите старшину в бригадный склад. Если там не окажется формы нужного размера, пусть отправляется на склад корпуса, армии. До каких пор он будет одет, как огородное чучело?!
Бабак собирался уже уходить, когда его остановил Дубинин.
- Товарищ генерал, - начал он почтительно, - воевать можно и в этой одежде.
- Тогда чего ж ты хочешь? - резко оборвал его Бабак. - Может, домой захотелось съездить?
- Нет, я о другом хочу попросить. Может, распорядитесь, чтобы мне прибавили паек.
Генерал еще раз глянул на Дубинина, затем перевел взор на стоящего рядом старшину, покачал головой и сказал:
- Можно, сделайте исключение.
С того самого дня никто не видел Дубинина нахмурившимся. Все задания он выполнял с удовольствием. Все у него получалось. Каким бы занятым он ни был, вечером все же находил время, чтобы сделать запись в дневнике. Он уже исписал три тетради, заполняя «документальным материалом» свою биографию.
И, конечно, не забывал шахматы. Как только находил свободную минуту, садился в уголочке, доставал карманные шахматы и принимался разбирать партии. Рассуждал сам с собой, с кем-то спорил. «Ошибаешься, друг!», «Ну-ка, ответь», «Осторожно!», «А это тебе, получай!» - бросал он непонятные для нас возгласы, делая ходы на доске. Это не нравилось старшине. «Как бы он не рехнулся», - говорил он нам. Бригада двинулась на север - сначала на поезде до станции Бологое, затем пешком десять «очей. Это был труднейший марш. Мы шли по выжженной, изрытой снарядами земле. Вскоре кончился корм для лошадей. Несчастные животные некоторое время еще тащили пушки, но каждый шаг давался им с большим трудом. На подъёме мы выпрягали изможденных лошадей, сами становились в упряжку и буквально волоком тащили пушки наверх. Именно в это время проявились сила и энтузиазм Дубинина. Он всегда оказывался там, где было особенно трудно, там рокотал его бас:
- Ну-ка, ребята, вместе, еще немного, и мат неизбежен! ...Утром старшина принес нам хлеб. Он положил его на повозку и виновато сказал:
- Братцы, замерз он, хоть я его и сеном укрыл. Но вчера мороз 24 градусов достиг - разве сено поможет?!
Хлеб замерз!
Я взял в руки буханку, она была словно камень, стукнул ее о доску - ни крошки не отделилось. Ни к чему оказался и нож. Наконец я попробовал топором и с грехом пополам отколол горбушку. Но это еще ничего не значило: каждую буханку следовало поделить на четверых. Нам ведь надо было съесть хлеб, а как это сделать, если даже топор бессилен?
Нам и на следующий день привезли мерзлый хлеб. На третий день куда-то запропастился топор, и мы вынуждены были разогревать хлеб на костре.
- Надо что-то придумать, так дальше нельзя, - сказал Дубинин. - Разогретый хлеб крошится, мы внакладе.
Тот день мы провели в какой-то полуразрушенной деревне. Нам не разрешили выйти во двор и развести огонь. Немецкие самолеты летали низко и могли сразу заметить костер.
Все устроились на отдых. А вот Дубинин в этой заброшенной избе искал что-то, обшарил все углы, залез на чердак, заглянул и в погреб. Затем лег рядом со мной и, прежде чем укрыться шинелью, тихо сказал:
- Проблема мерзлого хлеба решена.
- Как?
- Утром увидишь.
Мы и ночь провели в той холодной избе. Еще до рассвета появился старшина Принёс хлеб, сахар, табак.
Дубинин взял в руки мерзлый хлеб:
- Идите все к столу! Я покажу вам, как решается с первого взгляда неразрешимая проблема. Так в свое время поступал Эдисон.
Затем из-за пазухи достал пилу, в четырех местах сделал на хлебе пометки и подозвал Сытинина.
- Первый ломоть вам, подставьте шапку под крошки, и они ваши.
Сытинин, не задумываясь, сдернул с головы шапку. Дубинин плавным движением руки положил пилу на буханку и... стал пилить.
В создавшихся условиях это было настоящим «открытием». Поэтому по предложению Бурдяка мы и решили Дубинина называть Эдисоном. Он не обиделся. Разделив с аптекарской точностью хлеб, спрятал пилу за пазуху и серьезно заявил нам:
- Каждую деталь своей биографии я берегу как зеницу ока. Если вы за эту незначительную догадку назвали меня Эдисоном, то выдайте мне и диплом, то есть удостоверение. Поскольку сержанту Бурдяку, учителю из Каховки, лучше всех удавались письма, мы поручили ему составление диплома. Он устроился в углу и, пока мы готовили завтрак, составил текст: «1942 год. Калининская область, село Новый Сокол. Мы, нижеподписавшиеся, бойцы артиллерийского дивизиона 26-й особой бригады, удостоверяем, что мастер спорта Дубинин решил проблему раздела мерзлого хлеба так, чтобы не пропала ни одна крошка. О том, как он этого добился, мы здесь не пишем. Диплом может потеряться, и тогда разгласится важная «государственная тайна».
Отныне решили Петра Васильевича Дубинина называть Эдисоном, поскольку своим острым умом он столько сделал для нашего взвода, сколько Эдисон - для человечества. Ура Эдисону!»
Дубинину по душе пришелся текст диплома, он вежливо поблагодарил Бурдяка и спрятал документ в тетради со своими дневниками. Однако имя известного изобретателя Дубинин носил всего лишь несколько часов.
В полдень пришли командир взвода и старшина. Старшина раздал нам маскхалаты, а лейтенант ознакомил с положением дел.
- Как только стемнеет, двинемся. Передовая отсюда в пяти километрах. Проверьте телефонные аппараты, радиостанции, личное оружие. Будьте готовы к марш-броску.
Однако все случилось иначе. В два часа дня враг обрушил на передовые траншеи шквальный огонь. Затем перенес по обычаю огонь на тыл, добрался и до нас. Один тяжелый, снаряд угодил в конюшню, она загорелась. Бросились мы в объятую огнем конюшню, отвязали лошадей и выгнали во двор. Еще четыре дома загорелись в деревне, все было объято дымом. Слышались лишь разрывы снарядов да ржание мечущихся по проулку напуганных лошадей. Вдруг показалась санитарная повозка.
- Немцы прорвали линию обороны, рвутся к шоссе, скоро их танки будут здесь! - крикнул нам стоявший на козлах боец. Он со всей силой стегал лошадей.
Не прошло и пяти минут, как из лесу выползли танки и бронетранспортеры. Тотчас загрохотали наши батареи. Они били прямой наводкой, но немцы все же сумели занять околицу села. Завязалась артиллерийская дуэль.
Во двор вбежал запыхавшийся Дубинин:
- Братцы, немцы обходят нас, деревня окружена!
Стало ясно: фашисты решили ударить по нашим батареям
с тыла и открыть путь своим частям. Поэтому все, кто был в избе, по приказу лейтенанта выбежали во двор и залегли. Только я один остался в избе с пулеметом.
Из окна видно было каре немцев, которое с выстрелами приближалось к нашей окраине деревни.
- Сержант, - еле расслышал я голос лейтенанта, - постарайся не пустить их на дорогу. А с теми, кто все-таки пробьется, мы справимся.
С быстрого шага немцы перешли на бег, но огонь моего пулемета остановил их. Они залегли в снегу и ползком стали продвигаться к дороге. Я на секунду прекратил огонь, чтобы сменить диск. Этим воспользовались немцы, и около десяти фашистов ворвались во двор.
Я опять обрушил пулеметную очередь на дорогу. Время от времени поглядывал вниз. Видел, как буйствовал Дубинин: перевернув винтовку он орудовал ею вовсю, и плохо приходилось тем, кого он задевал своим прикладом. Всего несколько минут продолжалась рукопашная. Уцелевшие немцы, отстреливаясь, пятились к избе, в которой находился я с пулеметом. Потом я увидел, как выпрямился наш лейтенант, крикнул «Вперед!» и увлек за собой остальных, бойцов в бой с залегшими по ту сторону дороги фашистами. И ... сначала все озарилось, потом погрузилось во мрак...
Первым, кого я увидел, открыв глаза, был Дубинин - он снегом растирал мне лицо. Холодный снег быстро привел меня в чувство, вокруг была тишина, не было слышно грохота орудий, гула боя. Неужели все кончилось, неужели враг бежал? Увидев, что я пришел в себя, Дубинин обрадовался:
- Вовремя подоспел пехотный батальон. Немцы хотели нас окружить, а оказались сами в окружении. Разбиты, уничтожены их: танки, бронетранспортеры.
- Как наши?
- Лейтенант и двое разведчиков убиты. Бурдяк и Сытинин легко ранены. Болтунову поручено возглавить взвод.
Я поднялся, пошатываясь. Выглянул из разбитого окна. Дымили сгоревшие избы, во дворе теснилась группа пленных, захваченных бойцами нашего взвода.
В избу вошел начальник штаба Чубарев.
- Ну-ка, герои, ведите немцев сюда. Это что, твои пленные, Дубинин? Видно,, видно, что твои, по лицам видно. Хо-хо, как же ты' их отдубасил! Бессердечный ты человек, Дубинин! Спроси-ка их, ты ведь и немецкий знаешь, из, какой они дивизии, и обыщи этих негодяев.
Дубинин схватил одного из пленных, подвел к столу, вывернул сначала его карманы, затем отобрал вещмешок и выпотрошил содержимое на стол. Ничего существенного в мешке не оказалось.
Второй пленный был унтер-офицер. Он сам подошел к столу, выложил документы и другие личные вещи, снял с плеч вещмешок и протянул Дубинину. Тот запустил руку в мешок. Полотенце, смену белья, различные предметы, консервы выложил он на стол, и ... рука его нащупала какой-то холодный предмет. Чубарев заметил на лице Дубинина смятение.
- Не мину ли ты нащупал, а?
- Хуже.
Дубинин извлек из мешка ручную пилу.
- Зачем, тебе это? - спросил он у немца
- Чтоб пилить мерзлый хлеб.
- Давно пользуетесь?
- С тех пор, как стоят морозы, вот уже месяц едим мёрзлый хлеб.
Потом, когда мы похоронили лейтенанта Лучкина и двух разведчиков, отправили пленных в штаб и вновь приготовились к походу, Дубинин достал врученный ему ранее диплом и протянул его Бурдяку:
- Я - не Эдисон, и диплом мне не полагается. Приоритет изобретения принадлежит тому сукину сыну.
Наша бригада атакой ответила на атаку врага. Точно в том месте, где немцы прорвали нашу линию фронта, вырвался вперед второй пехотный батальон. Мы, естественно, последовали за пехотинцами. Несмотря на то, что в каждое орудие были запряжены лишь по две лошади, мы не отставали от пехоты - все артиллеристы помогали измученным животным.
И, конечно же, первым - Дубинин Пётр Васильевич, мастер спорта. Он подставлял под орудие плечо и басом рокотал:
- Ну-ка, ребята, вместе! Еще немного, и мат неизбежен!
В оглавление номера
