Художественный раздел
Конь, в смысле лошадь
© А.Лацис
Источник – «64-Шахматное обозрение», 1989, № 18
В начале XX века была в Киеве, на углу Крещатика и Прорезной, книжная лавка. На вывеске значилось название внушительное, хотя и вряд ли обоснованное: «Московский Центральный Магазин». Владелец, Ф. А. Йогансон, заказал одному студенту перевести с немецкого трактат о сельском хозяйстве Украины.
— Скажите, Франц Александрович, а вот тут стихотворный эпиграф. Должен ли я и его тоже?..
— Разумеется! И чтобы в рифму...
Студентам деньги всегда нужны, перевод закончен быстро, тираж отпечатан. В магазин начали наведываться молодые люди. Брали в руки свежий экземпляр, прыскали в кулак, восклицали что-то равнозначное нынешнему «это надо же!». Вот какой они читали эпиграф:
«Был Кочубей богат и горд.
Его поля обширны были;
И очень много конских морд
Его потребностям служили».
Только один раз перевели «туда и обратно», и сразу получилось некоторое количество конских морд.
Другой переводчик нанес моральную травму тому коню, о котором писал немецкий гроссмейстер З. Тарраш. С тех самых пор, со времени ошибки переводчика, о Тарраше приучились поминать только буквально так:
— Хотя еще догматик Тарраш сказал, что «конь на краю доски стоит всегда плохо», но в данной позиции...
Каждый читает и тут же сознает — правильно, мол, столь скучному, прямо-таки заунывному человеку присвоили кличку «Тарраш, в смысле догматик»... Но ничего такого заунывного «догматик» не говорил! Дребезжаще-назидательных слов, вроде «...на краю доски стоит плохо», у него вообще не было. Его подлинный текст — всего лишь непритязательная шутка-прибаутка, рифмованное двустишие: Если перевести без рифмы, получится примерно так: «Скакун на краю — какой позор!»
Зигберт Тарраш - один из претендентов на мировое первенство в начале XX века. Известен также большим вкладом в теорию шахмат. Считается, что во многом благодаря ему шахматы перестали быть азартной игрой
Попробуем как-то зарифмовать и вставим этот вариант в примелькавшуюся конструкцию.
— Хотя еще догматик Тарраш утверждал: «Конь на краю? Нелепый вид! Коню — позор! Позор и стыд!», однако в данной позиции...
Как видите, обвинительное определение «догматик» оказывается ни к селу ни к городу. Тут напрашивается иное слово — «шутник». Конь, в смысле лошадь, не выдержал необоснованной смысловой нагрузки. Привычная, давно устоявшаяся смысловая конструкция развалилась.
Давний киевский студент насчет «конских морд» мог пошутить, а мог просто не знать пушкинской «Полтавы» («Богат и славен Кочубей. Его луга необозримы; там табуны его коней пасутся вольны, нехранимы»). Переводчик Тарраша хотел сделать как лучше, не предполагая, что его собственная интонация будет принята за стилистическое «вещественное доказательство» по делу о присвоении клички. Кроме стремления подшутить, у ошибок и ошибочек есть еще одна, кудa более частая, причина. Невежество, проявленное в процессе списывания.
Невежда и упрямец, не вслушиваясь, нам возражает.
— Что вы тут рассказываете про сдвиг интонации, про переводческие тонкости? Догматик остается догматиком, даже когда шутит. Мне неинтересно, говорил ли Тарраш «всегда позор» или «всегда плохо». Для него характерна категоричность, безапелляционность. Тарраш все сводил к сумме абстрактных правил. Тарраш не признавал исключений. Шахматы стали глубже, конкретней. Теперь мы знаем, что нет правил без...
Невежде отвечает Тарраш:
— Мои правила не для того, чтобы освободить вас от обязанности думать. Они для того, чтобы помогать вам думать. Только для того, и не более. Вам — думать, вам — решать, и никакая шахматная книга от этой приятной, хотя и трудной обязанности вас не освободит.
Такова точка зрения Тарраша. По какому случаю он все это заявил? Да как раз по поводу пресловутого словечка «всегда»...
Некий любитель играл по переписке. Как только партия перешла в ладейный эндшпиль, он поставил ладью «по Таррашу». Получив ответный ход, увидел, что приходится немедленно сдаться. И тут же написал ругательное письмо. «Я доверился вашему авторитету, я следовал вашему правилу «ладью надо ставить всегда позади пешки — все равно, своей или неприятельской», из-за вас и вашего дурацкого правила проиграл...».
Разгневанное письмо и заключительную позицию Тарраш напечатал в шахматном отделе большой ежедневной газеты. Ответ гроссмейстера заканчивался так: «Специально для данного читателя и для немногих, ему подобных — большинство, я уверен, в этом не нуждается, — дополняю свое правило: всегда ставьте ладью сзади пешки. Кроме тех случаев, когда это плохо!»
Гроссмейстер, в смысле Тарраш, умел защищаться от обывательского брюзжания...
Невежество упрямо и агрессивно. Ах, как приятно ухватить какого-нибудь гроссмейстера за цитату и тянуть вниз, до своего уровня. Когда посредственность опускает гроссмейстера до себя, ей кажется, что она поднялась до гроссмейстера.