С изучением субъектности сложилась достаточно противоречивая ситуация. С одной стороны, трудно назвать другую проблему, привлекавшую с разных точек зрения большее внимание философов, чем эта: размышления о первооснове всего сущего в эпоху античности, идея causa sui у схоластов в Средние века, категориальная пара «субъект — объект» в немецкой классической философии, различные концепции XIX — XX вв., призванные ответить на вопрос о сущности человека и т.д. А с другой, до сих пор нет сколь-либо общепризнанного определения человеческой субъектности.

 

 

Психология же наоборот, как будто даже избегала этой проблематики, предпочитая изучать поведение как совокупность реакций, различные могущественные силы, руководящие человеком из бессознательного, отдельные познавательные процессы, «осмысленную деятельность» и т.д., и т.п., но не человека, который в качестве целостного субъекта ведет себя определенным образом, обладает бессознательным, «стоит» за каждым психическим процессом, осуществляет свою деятельность. Возможно, потому, что человеческая субъектность — крайне трудный объект для изучения методами естественных наук, каковой психология долгое время стремилась стать, ведь способы, пригодные для описания объектов, неадекватны в применении к субъекту, а необходимые для ее изучения понятия не поддаются жесткой операционализации. Своего рода защитным механизмом является объявление субъектности этакой «научной метафорой» или признание за ней лишь гносеологического, но не онтологического содержания.

В результате термин «субъектность» до сих пор является достаточно новым и общепризнанного категориального статуса, собственно говоря, не имеет. Показательно, что в подавляющем большинстве психологических и особенно философских трудов абсолютно в том же значении вместо него используется термин «субъективность». (В некоторых из них данные понятия не дифференцируются, а их применение, по-видимому, определяется стилистическими соображениями или редакторами.)

 

 

Тем не менее целый ряд психологов: например, К.А. Абульханова, А.В. Брушлинский, А.К. Осницкий, В.А. Петровский, В.И. Слободчиков и Г.А. Цукерман, В.А. Татенко, А.У. Хараш и др. — создали в своих работах прецедент использования термина «субъектность» («субъектный») в качестве самостоятельного, достаточно последовательно (хотя и по-разному!) отграничивая его от «субъективности» («субъективного»).

Такое параллельное существование нескольких терминов не бывает случайным и требует своего объяснения. Можно выделить, как минимум, три основных причины его возникновения: 1 — концептуальная непроработанность проблемы, 2 — недостаточная квалификация исследователей, 3 — зарождение и сосуществование наряду с традиционным иного понимания проблемы, требующего для себя опоры в новом термине (причем, качественное различие подходов может далеко не всеми и не сразу осознаваться, но интуитивно схватывается в словоупотреблении).

Навряд ли перечисленных авторов фундаментальных работ по психологии субъектности можно упрекнуть в недостаточной проработке проблем, которыми они занимались, а уж тем более в низкой компетентности или отсутствии необходимой философской подготовки. Очевидно, используя термин «субъектность», они стремились подчеркнуть определенный аспект (или аспекты) значения, который отсутствует или утерян в термине «субъективность», либо наоборот избежать того аспекта (аспектов), который присутствует, но является по тем или иными причинам нежелательным.

Попробуем разобраться в этом терминологическом вопросе, поскольку за ним может скрываться концептуальный.

 

 

Во всех случаях, когда авторы используют термин «субъектность» (аналогично термин «субъективность» в том же значении), они ведут речь о некотором свойстве (свойствах) субъекта, причем существенном его свойстве, более того, сущностном свойстве, которое принципиально отличает его от объектов и даже от других субъектов, — свойстве, наличие которого и делает субъекта тем, чем он является. Такое свойство традиционно называется качеством. Следовательно, «субъектность» и «субъективность» — это два разных обозначения качества субъекта.

В основе большинства традиционных трактовок качества, как отмечает А.И. Уемов (1963), лежит точка зрения Г.В.Ф. Гегеля, понимавшего качество как «тождественную с бытием определенность».

В имеющихся определениях эта «тождественная с бытием определенность» раскрывается в разных аспектах. Во-первых, со стороны постоянства качества (качество вещи сохраняется неизменным во времени — качество диахронически абсолютно). Во-вторых, в его соотношении со свойством (утрата свойства не меняет вещи, изменение качества означает изменение самой вещи: качество абсолютно синхронически). В-третьих, через его понимание как системы свойств (качество — это свойство, присущее системе свойств данной вещи, или данной вещи как системе, т.е. ее системное свойство). В-четвертых, в его соотношениях с качествами других вещей (качественные различия — это различия «по существу»).

 

 

Но вернемся к терминам «субъектность» и «субъективность». Как уже говорилось, оба они обозначают качество субъекта, т.е. систему свойств субъекта, делающую его тем, чем он является, его системное свойство. Поскольку для русского языка первично обозначение свойств с помощью прилагательных, а не существительных (в данном случае вторые вообще образованы от первых суффиксальным способом), наиболее показательно сопоставление между собой именно исходных прилагательных «субъектный» и «субъективный».

Слово «субъектный» образовано от «субъект» с помощью суффикса -н-, имеющего лишь грамматическое значение суффикса прилагательного. Иными словами, он не привносит в слово дополнительного семантического значения: субъектный — значит лишь «принадлежащий, относящийся к субъекту».

Другая деривационная модель использована в слове «субъективный»: суффикс —ивн-, кроме собственно грамматического значения суффикса прилагательного, несет и семантическую нагрузку в тех случаях, когда возможно двоякое словообразование: проективный — проектный, конструктивный — конструктный, продуктивный — продуктный (но ср. ситуативный — ?, интенсивный — ?, когнитивный — ? и т.д.). В этом случае слова с -ивн- приобретают двойное значение. (Но поскольку словообразовательная модель с данным суффиксом не является устойчивой и универсальной, то сторонники разных точек зрения имеют большой простор для структурирования семантического пространства этих двух значений.)

Соответственно, двойственность свойственна и понятию «субъективный». Например, в словаре иностранных слов «субъективный» определяется как «1 — свойственный только данному лицу, субъекту, личный; 2 — односторонний, лишенный объективности; пристрастный, предвзятый» (Словарь иностранных слов, 1990). Третье значение: «3 — субъективный идеализм — см. идеализм» — носит лишь отсылочный характер.

 

 

С.Л. Рубинштейн в своем фундаментальном труде «Бытие и сознание» (1957), анализируя психическое как субъективное, отмечал наличие двух значений этого слова: в первом оно выражает принадлежность психического субъекту; во втором — связано с более или менее адекватным отношением психического к бытию как объекту. Но ведь субъективность во втором значении есть лишь одно из проявлений субъекта, одно из его свойств, причем не самое главное! Есть ли необходимость так его «выпячивать», делая системообразующим?

А.Н. Леонтьев также учитывает наличие тех же самых двух значений в термине «субъективность». Причем он даже противопоставляет эти значения, создавая семантическую пару «субъективизм — субъектность». Пожалуй, это первое применение в отечественной психологической литературе термина субъектность для характеристики чего-то как «принадлежащего субъекту». Любопытно, что А.Н. Леонтьев пишет его еще в кавычках, что, вероятно, свидетельствует о непривычности, нетрадиционности такого словоупотребления даже в середине 1970-х, когда писалась рассматриваемая монография «Деятельность. Сознание. Личность» (1977).

Таким образом, в настоящее время в литературе используется два термина, обозначающих качество субъекта: «субъективность» и «субъектность». В первом случае в семантическом поле явно доминирует сема адекватности (неадекватности) отражения субъектом объективного бытия, в термин «встроена» гипотеза о характере системообразующего свойства субъекта, что делает его применимым только в рамках тех концепций, которые ее разделяют. Во втором — термин лишь обозначает системное качество субъекта, сам факт его наличия как такового, не выдвигая при этом никаких предварительных гипотез о его сущности.

 

 

Но сразу возникает вопрос, почему же тогда распространение получил термин «субъективность»? Вероятно, можно выделить по меньшей мере две причины.

Во-первых, в исследованиях проблемы «субъекта — объекта», проводимых отечественными философами в советский период, по разным причинам акцент делался не столько на онтологическом, сколько на именно гносеологическом аспекте. А в этом отношении как раз важнейшее значение приобретает вопрос об адекватности/неадекватности отражения субъектом объективного бытия, т.е. субъективность действительно может рассматриваться как системное качество субъекта.

Во-вторых, в философии этого периода доминировало представление о «единственности» качества: каждой вещи свойственно одно и только одно качество (= система его свойств), которое и делает его тем, чем оно является.

Следовательно, раз субъективность является системным в интересующем отношении свойством, а качество (= системное свойство) может быть только одно, то наиболее адекватным термином, отражающим подобное положение дел, является «субъективность».

Исходя из этого субъектность можно понять, как системное качество субъекта, проявляющееся в виде различных субъектных качеств при взаимодействии субъекта с различными вещами.

Данный тезис в применении к анализируемой проблеме адекватности терминов, фиксирующих качество субъекта, принципиально отличающее его от объектов и других субъектов, означает не только отсутствие необходимости акцентировать в термине внимание на каком-то одном свойстве, пусть и очень важном, но даже некорректность, если не сказать ошибочность такого подхода. Соответственно, термин «субъектность», с его формально-грамматическим характером определения качества субъекта, является наиболее адекватным.