Страницы истории

 

Некоторые вопросы историографии Первой российской революции

 

©  С. В. Тютюкин

 

Современная историография Первой российской революции, несомненно, в ряде отношений отличается от исследований, выполненных в советский период, в лучшую сторону. Однако на смену старой, коммунистической ангажированности документальных публикаций и исследовательских работ о революции 1905-1907 гг. пришли новые деформации в изображении и анализе исторического процесса того времени. Деформации, никак не согласующиеся с принципом историзма и стремлением к объективному освещению такого сложного, во многом противоречивого феномена, как Первая российская революция, ставшая в тоже время и первой из десятков революций бурного двадцатого столетия.

 На страницах многих современных исторических работ революция как бы ушла с городских и сельских улиц, фабрик и заводов, университетских аудиторий, армейских подразделений и флотских экипажей в министерские канцелярии, Государственную думу, на съезды политических партий и организаций, где уже далеко не всегда чувствовалось живое дыхание революционного процесса. Это привело к затушевыванию и смазыванию позитивной роли массового протестного движения в тех положительных сдвигах, которые произошли в России в ходе революции и под ее прямым или косвенным воздействием. В итоге главным действующим лицом в большинстве современных работ о революции становится либерально-демократическая интеллигенция, а не народные массы, хотя подобные новации тоже чреваты определенным искажением исторических реалий.

 Говоря о предпосылках революции и ее глубоких исторических корнях, мы все реже упоминаем о явных просчетах самодержавной власти, ее негибкости и недальновидности, опасной самоуверенности и презрении к собственному народу как важным факторам в процессе назревания революции. Появилась тенденция взвалить всю ответственность и вину за «Кровавое воскресенье» на революционеров, тогда как на деле вся эта драматическая ситуация была создана самой властью и лично ее верховным главой, отдавшим решение всех вопросов в руки военных, настроенных на кровопускание и насилие над простыми людьми. И если печально знаменитую Ходынку породили безответственность и головотяпство московских властей, то «Кровавое воскресенье» выглядит как спланированное преступление с участием высших эшелонов царской администрации. Характерно, что в ход при этом идут сознательное занижение числа жертв событий 9 (22) января 1905 г., рассказы о том, что Гапон будто бы скрыл от рядовых рабочих те радикальные политические требования, которые включены были в обращение к царю, и т. д. С другой стороны, бьет в глаза то нескрываемое восхищение, с которым преподносится сегодня царский манифест 17 октября 1905 г. или новая редакция Основных законов Российской империи, где были продекларированы основные права и свободы россиян, тут же ограниченные, однако, соответствующими инструкциями и «разъяснениями» властей.

 В современных работах дело обстоит нередко так, что власть имела право на самозащиту от взбунтовавшейся «черни», тогда как у народа прав на реализацию своего векового требования «Земли и воли!» якобы не было. Что касается программных требований социалистических и либерально-демократических партий в социальной и политической сферах, то они с порога объявляются утопией и объясняются их популизмом, демагогией и желанием перехватить инициативу у политических конкурентов.

 Настораживает и тенденция ограничить Первую российскую революцию рамками одного только 1905 г., тогда как массовые движения 1906-1907 гг., либо вообще выводятся за рамки революции, либо освещаются лишь скороговоркой и крайне неполно. Я уже не говорю о том, что со страниц школьных и вузовских учебников практически исчезли имена революционеров, уступив место именам министров и разного рода партийных лидеров, хотя реально нужны и те, и другие.

 Наконец, мы практически не говорим сегодня о международных откликах на революцию 1905-1907 гг. и ее воздействии на демократическое и социалистическое движение в самых разных странах мира, включая самые развитые.

Нельзя пройти мимо и четко обозначившейся тенденции к отрицанию за событиями начала ХХ в. в России статуса революции. Применительно к 1905 г. это делается под предлогом ее финальной неудачи, хотя количество ее завоеваний (переход от самодержавия к думской монархии с конституционными формами законодательной власти, возникновение многопартийной политической системы, профсоюзов и других общественных организаций, огромного числа органов неправительственной печати, некоторое улучшение материального положения трудящихся и т. д. ) сводит на нет все попытки считать ее провалившейся, бесплодной и исторически не нужной.

 Все это говорит о том, что перед отечественными историками как хранителями памяти народа стоят еще очень большие задачи, решение которых требует органического соединения гражданской совести и высокого профессионализма.