Дипломный проект, 2015, № 5
Специальный выпуск к 70-летию Победы
Образы диких животных в советской пропаганде периода второй мировой войны
© Д. Вайс Цюрих, Швейцария)
© Т.В. Таратынова (перевод)
Начнём с ближайшего родственника собаки - волка. В своём буквальном значении волк для пропаганды анафема, в качестве же метафоры - лишь воплощение врага. Повинны в этом его рваческая алчность и вошедший в поговорку волчий аппетит,
Волк полностью сохраняет своё обличье и в графическом образе - на этот раз как воплощение немецкого военного противника.
На рисунке Кукрыниксов нацистская волчья стая в паническом ужасе удирает от памятника Бородинской битве: налицо историческая параллель. Следующем рисунке обыгрывается фразема волка в овечьей шкуре - эта сцена идеально вписывается в сталинский канон, по которому враг почти всегда выступает замаскированным и, соответственно, должен быть разоблачён.
Одинокий волк-нацист представлен в этом зверинце, и лишь обезьяна Геббельс пока поддерживает его в пропагандистском вое (Кукрыниксы). В конце концов, картинному волку придётся окончить свои дни ужасной смертью в волчьей яме - Берлине.
В целом лексема «волк» представляет наиболее конвенциональное воплощение зо-морфной метафоры в советской пропаганде: языковые клише не варьируются, а в лучшем случае буквально воплощаются в рисунках; противопоставление волка и овцы отнюдь не ново и тоже не поражает своей оригинальностью. Одно исключение всё же необходимо отметить: в сказке «Терем-теремок», созданной в виде комиксов окон РОСТА в 1942 году (Кукрыниксы) волк Гитлер собирается в поход в сопровождении свиньи Геринга, крысы Гиммлера и обезьяны Геббельзьяны; они поселяются в пустом лошадином черепе - тереме. Вскоре они затаскивают туда чеха, поляка и серба и держат их в плену. Но только стоит им оскалить зубы на Восток, как богатырь советский разбивает их морды в кровь: гул от этой битвы по всему свету идёт и близится горький конец: бьёт богатырь зверьё фашистов, гонит его с земли советской. Бьёт, разобьёт и добьёт, землю свою священную от гадов очистит. Как видно, гипероним зверьё снова выступает эквивалентом гиперонима гады; и хотя в случае Геринга речь идёт о домашней свинье, это не мешает отнести её к зверям - в обеих категориях преобладает метафорическое прочтение, т.е. бранное слово со сферой- мишенью человек.
Текст в целом представляет собой забавную смесь фольклоризмов (живёт-поживает), пропагандизмов (землю ...священную) и зоо- лингвизмов. С одной стороны, dramatis personae представляются, используя epitheton ornans («Я волк - всех за горло хвать!», «Я крыс (Чем вызвана смена парадигмы в отношении крысы, очевидно: несовпадение грамматического и биологического рода тут совершенно не причём, поскольку оно имеет место и в случае свиньи и обезьяны. По своим коннотациям крыса здесь является олицетворением подлости (подлая крыса) и коварства (крыса подколодная), а не трусости как в немецком языке. Кроме того, на пропагандистком плакате она может выступать символом обжорства, как на плакате «Нахлебники» (Кукрыниксы), где море крыс- нацистов осаждают огромный мешок с надписью «болгарский хлеб») Гиммлер - на всех доносишь», «А я Геббельзьяна - всех передразнишь», «Я - арийская свинья! Хрюк на вас»), с другой они постоянно характеризуются соответствующими значениями лексической функции Son таким образом, что их диалог представляет собой причудливую смесь звуков, присущих животным (хрюк, волк рысит, пискнула Геббельзьяна) и исключительно немецких реалий (отрыгнул мюнхенским пивом, «хайль!»). В остальных случаях тоже нет недостатка в поведенческих манерах животных: запахи животных обозначаются четырьмя синонимами (волчьей шкурой воняет, свиньёй благоухает, Геббельзьяной пахнет, Гиммлером доносится), и друг друга они тоже узнают по характерному запаху тела: «Принюхались - своим пахнет». А когда обезьяна ищет у себя вшей, это значит: «Геббельзьяна у себя в голове Гессов ловит». В прочих случаях они предаются занятиям, хорошо нам знакомым: Гиммлер ... фюреру донёс, что Геринг землю взрыл, изгородь повалил, корыто изломал... Всё вместе - скорее, продукт лудической (игривой) разновидности пропаганды.
Следующее дикое животное, скорее, с экзотическим биотопом - обезьяна. В роли политической метафоры до сих пор она встречалась мне на рисунках (с индивидуальной референцией на известных нацистов) исключительно периода Второй мировой войны.
При этом отчётливо вырисовываются различные предпочтения отдельных карикатуристов: у коллектива Кукрыниксы обезьянья роль является исключительной привилегией Геббельса (в выше процитированном комиксе он даже именуется Геббельзьяной); у Дени, напротив, фаворитом является Гитлер. Автор изображает два совершенно разных вида обезьян: Гитлер предстаёт в неконкретизированном образе человекообразной обезьяны с искажёнными человеческими чертами лица (Дени); Геббельс же, наоборот, являет собой совсем неопасную обезьянку, изображённую мартышкой, чья некрасивость подчёркивается и усугубляется цитатой Крылова.
В словаре это находит свое отражение в двух производных значениях: обезьяна 2 = о человеке, который подражает другим, обезьяна 3 = об очень некрасивом человеке. Мотивация такого распределения ролей прозрачна: министру пропаганды приходится, прежде всего, подражать (обезьянничать - ср. Геббельзьяна - всех передразнишь из вышеприведённого комикса), т.е. бессмысленно повторять слова фюрера; сам же фюрер должен производить впечатление неотёсанного, примитивного, и безжалостного - т.е. быть таким как горилла (В одном случае, а именно на плакате «Убийца по совместительству» (Кукрыниксы), Гиммлер тоже предстаёт в образе обезьяны; узнать его можно только по очкам и поставленным друг на друга четырём кепкам с обозначениями его функций (министр внутренних дел и т.д.). Ему не совсем удаётся имитация действий человека: руки засунуты в военные сапоги, левой ногой он курит сигарету.). Здесь пожалуй помогают две различных лексемы, а именно с одной стороны обезьяна (по коннотациям), горилла (самая крупная человекообразная обезьяна) с другой стороны. Угрожающее воздействие человекообразной обезьяны подчёркивается, конечно, наличием орудий убийства, которые она носит при себе (Хотя в действительности кровожадность у некоторых видов обезьян (правда, не у кротких горилл, а, например, у капуцинов) вполне доказуема, в языковом сознании этот факт не укоренён и его необходимо акцентировать на рисунке. Что же касается русской лексемы горилла, то в этом случае, согласно лексикографическим и корпусным данным гораздо больше неясностей, чем в английском или немецком языках), а также ценностей, которые она попирает ногами (международное право, совесть, честь, мораль).
Виселица, впрочем, является атрибутом врага уже в Окнах РОСТА. Напротив, внешнее сходство, решающее в создании образа свиньи - Геринга, в отношении Геббельса играет незначительную роль, а в случае Гитлера вообще не имеет значения.
Поскольку гипероним «зверь» уже встречался с референцией на волка, а также в комиксах для обозначения коллектива (фашистское зверьё), в целях наглядности здесь можно привести ещё два плаката В. Дени: Гитлер являет собой пример персонифицированного, но уже сильно пострадавшего физически немецкого зверя. Или наоборот, примат относится к таковым по родовому признаку, и его черты лица не являются ни человеческими, ни обезьяньими, а, скорее, напоминают морду боевого пса (Подобную стилизацию нацистского преступника мы видим и на плакате «Убей фашиста-изувера!» (в указанном месте,), где одинокая, брызжущая слюной голова без туловища, но в нацистской фуражке с символом СС - «мёртвой головой» появляется из темноты и изрыгает проклятия над повешенной партизанкой (Зоей-«Татьяной» Космодемьянской): здесь перед нами абстрактный монстр, в котором отдалённое сходство с человеком можно увидеть лишь по странному подбору предметов одежды (стальной шлем со свастикой и воротник с бабочкой) и папскому сопровождению в походе против Советского Союза.
Итак, существенным для зверя представляется необузданное стремление к агрессии, внешняя же принадлежность к определённому виду животных, по меньшей мере, у Дени второстепенна. Подтверждением этому служат следующие два плаката: (Дени) японский и немецкий генералы маршируют в ногу на войну, а значит - навстречу своей гибели (так гласит заголовок стихотворения Д.Бедного вверху слева), дорогу им указывает подстрекатель, крошечный по сравнению с генералами иуда Троцкий. Подобное отклонение от партийного курса, официально чуждого всякому проявлению расизма, не ограничивается у Дени «предателем» Троцким; оно имеет место и в представлении эсеров и меньшевиков. Иуда же в сталинской пропаганде является универсальным маркером исключения, выделения из лагеря «своих»), полностью стилизованный, кстати, в соответствии с бытовавшим со второй половины XIX века антисемитским стереотипом. При этом в распоряжении немца находятся уже знакомые нам орудия убийства, к тому же он держит в руке бомбу замедленного действия - войну; его голову венчает подобие шлема викинга с «мёртвой головой» - символом СС. К нашей теме вышесказанное имеет следующее отношение: ноги немецкого генерала покрыты шерстью и заканчиваются гигантскими раздвоенными копытами. Являются ли подобного рода (парнокопытные) конечности маркером чёрта, не совсем ясно; но в любом случае они как нельзя лучше подходят для того, чтобы топтать порванные международные договоры и соглашения. Таким образом, карикатурист в очередной раз представляет идиому попрания ногами.
В языковом плане вряд ли существует эквивалент для обозначения утраты человеческого облика, если абстрагироваться от вышеупомянутого смешанного имени собственного Геббельзьяна; графический код здесь, казалось бы, имеет преимущество по сравнению с вербальным. Однако в действительности такие средства словообразования как словосложение и аффиксация обнаруживают совершенно аналогичные возможности монтажа; тот факт, что в нашей области не встречается подобных производных, таким образом, неочевиден, тем более что среди настоящих зоонимов существует, например, даже такой как овцебык. Кроме того, иногда попадаются и такие словосочетания как белогвардейское рыло, позволяющие выразить одновременно качество, относящееся и к человеку, и к животному.
В речах и на плакатах часто встречается обращение к гиперониму зверь. У В. Дени графическое воплощение зверя иногда достигает такой степени абстракции, что сферу-источник метафоры вообще нельзя определить однозначно. Этот приём напоминает об изображении гадов, не являющихся темой нашего обсуждения: представление гадов на плакате ограничивается свастикообразным покрытым шерстью квадратом с когтями («смерть фашистской гадине!», «Бей фашистского гада!»). Волк может обозначать либо одного человека либо несколько человек (ведь волки живут стаями), в случае с обезьяной же встречаются только индивидуальные референции. Экзотические животные вроде тигров и львов упоминаются лишь в отдельных случаях. В зависимости от референта между животным-источником метафоры и человеком- мишенью метафоры имеет место одно многозначное соответствие (например, свинья = Геринг, свинья = капиталист) или же многооднозначное соответствие как, например, в случае с Гитлером или японскими «самураями», которые могут принимать облик различных животных.
Что касается дополнительной пользы от плаката, то с современной точки зрения можно было бы возразить, что издевательское представление столь грозного врага, каким была представлена на нём гитлеровская Германия - в виде комиксов с обезьянами, свиньями и крысами в качестве действующих лиц - необязательно является адекватной реакцией. Однако кажущееся умаление угрозы внушающего страх противника путём высмеивания вообще свойственно языку в военное время; функция воздействия смешного, ослабляющая страх, там очевидна. Впрочем, существуют и такие комиксы, в которых обе стороны представлены животными: тут стоит напомнить хотя бы о манере создания комиксов Артом Шпигельманом, где нацисты изображены кошками, а евреи мышами; этого автора, чьи родители пережили концлагеря Дахау и Освенцим, никто не посмеет упрекнуть в неподобающем приукрашивании Холокоста.