© Николай Троицкий
Продолжение. Начало см. в № 2
Разговор с генералом Кирилловым был недолгим. Генерал предложил Клеточникову рассказать о своем прошлом, а затем сообщил, что берет его к себе «агентом для наблюдения» с заданием выявлять «преступные настроения» среди учащейся молодежи и с жалованьем по рублю в день («итого ровно 30 сребреников в месяц», - горько заметил про себя Клеточников). В заключение генерал сказал, что, когда Клеточников потребуется, его вызовут.
Вызова пришлось ждать больше двух недель. Как потом выяснилось, Кириллов назначил расследование в Пензе, Ялте и Симферополе о прошлом Клеточникова. Зато получив отовсюду сведения, которые, во-первых, подтверждали все, что протеже Кутузовой рассказал о себе, и, во-вторых, положительно его характеризовали, шеф 3-й экспедиции вызвал Клеточникова немедленно. Николай Васильевич еще с порога услышал, что он зачислен агентом Третьего отделения «по вольному найму» и должен сегодня же приступить к исполнению своих обязанностей. Это было 25 января 1879 года.
Три дня в неделю, по утрам до 12 часов, Клеточников должен был являться к Кириллову и докладывать о результатах наблюдения. Это была такая нравственная пытка, что при первой же очередной встрече с Михайловым Николай Васильевич взмолился:
- Дайте мне любое другое дело. В шпионы я не гожусь.
Михайлов сочувственно обнял Клеточникова.
- Милый Николай Васильевич, потерпите еще немного. Только будьте внешне старательны. Не проверяет ли Кириллов, на что вы годитесь? Если так, пусть он увидит, что у вас нет сыскных способностей, но зато есть усердие.
Клеточников продолжал являться к Кириллову, что называется, с пустыми руками. Он сетовал на свою близорукость, а при случае как-то дал понять, что мешает ему заслужить доверие «нигилистов» и крайнее отвращение к революционным теориям. В критический момент, когда, как ему показалось, Кириллов стал прикидывать, есть ли смысл держать такого агента, Николай Васильевич попросил для себя каких-нибудь письменных занятий. Кириллов подумал и захотел взглянуть, каков почерк у Клеточникова. С этой минуты карьера Николая Васильевича была обеспечена. Он что-то написал своим каллиграфическим почерком и привел Кириллова в совершенный восторг.
- Да вы талант, сударь! - зычно басил генерал, любуясь почерком Клеточникова.
8 марта 1879 года Клеточников был назначен в агентурную часть 3-й экспедиции Третьего отделения чиновником для письма.
На этот раз Клеточников освоился быстро. Он был не только умен и наблюдателен, но и умудрен чиновничьим опытом, легко ориентировался в канцелярской волоките, все умел, все помнил, а главное, на лету схватывал суть любого, хотя бы и невероятно запутанного дела, после чего мог проворно и лаконично изложить его. К тому же сослуживцы и начальство Клеточникова сразу оценили его редкостное усердие: он первым являлся на службу и последним оставлял ее.
Тузы 3-й экспедиции ставили Клеточникова в пример другим чиновникам. Сам Кириллов благоволил к нему. Николай Васильевич частенько получал денежные премии, а иногда, в особом порядке, даже приглашения от начальства на званые вечера. 20 апреля 1880 года царь Александр II по представлению «вице-императора» М. Т. Лорис-Меликова пожаловал Клеточникову орден св. Станислава 3-й степени. Полковник В. А. Гусев, генерал Г. Г. Кириллов и директор Департамента полиции В. К. Плеве после ареста Клеточникова вынуждены были признать, как это сделано и в обвинительном акте по его делу, что он «в продолжение всей своей службы отличался особенным усердием и пользовался полным доверием начальства» [5]. Это «полное доверие начальства» гарантировало Клеточникову продвижение по службе и большую осведомленность в тайнах Третьего отделения. С 8 марта 1879 года он числился в агентурной части вольнонаемным служащим, а 12 октября получил штатную должность чиновника для письма. Уже в то время, как об этом свидетельствовал на суде Кириллов, «ему давались в переписку совершенно секретные записки и бумаги, к числу которых принадлежали списки лиц, замеченных по неблагонадежности и у которых предполагались обыски и шифрованные документы». В мае 1880 года Клеточников был переведен в секретную часть 3-й экспедиции в помощь делопроизводителю части В. Н. Цветкову. Там он вел алфавит перлюстраций, шифровал телеграммы, представлял в Верховную распорядительную комиссию двухнедельные списки арестованных и даже составлял и переписывал бумаги о комплектовании охранной стражи.
Эта охранная стража набиралась из добровольцев в подкрепление к солдатам, жандармам, полицейским и дворникам, которых явно недоставало для того, чтобы обеспечить сохранность царя в поездках его по столице и особенно по стране. То было время, когда, по словам В. Г. Короленко, «все творческие функции великой страны были обращены на одну охрану».
По признанию В. Н. Цветкова, Клеточников знал все, что входило в круг ведения 3-й экспедиции, «то есть мог все знать, если только желал, так как при постоянном пребывании его на занятиях в экспедиции от него было трудно что-либо скрыть и тем более, что он занимался в секретной части».
После того как Третье отделение было упразднено, а его функции переданы Департаменту полиции, Клеточников с декабря 1880 года заведовал секретной частью 3-го делопроизводства (идентичного по смыслу 3-й экспедиции Третьего отделения) и, наконец, 1 января 1881 года был назначен младшим помощником делопроизводителя всего Департамента полиции. Теперь он, по словам обвинительного акта, «был посвящен во все политические розыски, производившиеся не только в С.-Петербурге, но и вообще по всей империи». Ему доверялись и сбор, и пересылка, и хранение секретной информации. Сам Николай Васильевич показывал на дознании [6], что он всегда имел при себе ключи от шкафов с перлюстрацией, от сундучка с бумагами особой секретности, а в последний месяц службы и от шкафа с запрещенными книгами. Не зря после ареста Клеточникова В. К. Плеве пенял своим приближенным за то, что революционный агент «имел на хранении все самые секретные сведения и документы».
Для революционеров разведывательная служба Клеточникова приобретала особую значимость потому, что именно в 1879-1881 годах реакция обрушила на освободительное движение невиданный до тех пор шквал репрессий. Только за 1879 год царизм сочинил 445 законодательных актов полицейского назначения. 2 апреля 1879 года землеволец Александр Соловьев сделал третью (после выстрелов Дмитрия Каракозова и Антона Березовского) попытку убить Александра II. Вооруженный револьвером самой мощной системы, он гонялся за самодержцем по Дворцовой площади, расстрелял в него всю обойму из пяти патронов, но так и не попал в царя. В ответ на покушение Соловьева три дня спустя вся Россия была разбита на шесть проконсульств (временных генерал-губернаторств), во главе которых встали сатрапы с диктаторскими полномочиями, сразу «шесть Аракчеевых». За 1879-1881 годы тысячи людей были упрятаны в тюрьмы, сотни отданы под суд [7], десятки казнены. В числе казненных были такие видные революционеры, как В. А. Осинский и Д. А. Лизогуб, А А. Квятковский и А. К. Пресняков. Однако лагерь реакции жаждал еще большей крови. Фанатики из этого лагеря придумывали в помощь официальным властям самодеятельные проекты искоренения крамолы, предлагая учинить «общероссийскую по всем городам и весям облаву» на революционеров [8]. Безудержно росла эпидемия доносов. Идеологи реакции вроде Константина Леонтьева публично и печатно возводили донос в ранг гражданской добродетели: «Теперь пора уже перестать придавать слову ДОНОС то уничижительное значение, которое приучил нас придавать ему либерализм» [9]. И доносы сыпались в Третье отделение, а затем в Департамент полиции, отовсюду и чуть ли не на всех без разбора [10], добровольно и, конечно, по принуждению. Клеточников не боялся преувеличить, когда он заявил на суде:
- Я возьму громадный процент, если скажу, что из ста доносов один оказывается верным. А между тем почти все эти доносы влекли за собой арест, а потом и ссылку.
В такой обстановке Клеточников при его должностном положении и осведомленности мог сыграть и действительно играл для революционного подполья роль охранительного щита. С первых же дней службы в Третьем отделении он начал передавать землевольцам информацию, размеры и значение которой вырастали по мере того, как Николай Васильевич входил в доверие к властям и продвигался по службе. Клеточников имел необычайно емкую, почти беспредельную натренированную память. Он никогда ничего не записывал в канцелярии, но на каждом свидании с Михайловым диктовал наизусть десятки фактов, имен, цифр, адресов и даже тексты документов, которые он запомнил и аккуратно рассортировал в своей памяти для очередного отчета перед организацией. Значительная часть агентурных отчетов Клеточникова известна нам во всех подробностях.
Еще в 1908 году В. Л. Бурцев опубликовал в парижском издании журнала «Былое» (№ 7-10) перечень шпионов из записок Клеточникова. Четверть века спустя в сборнике документов из архива «Земли и воли» и «Народной воли» были напечатаны знаменитые «Тетради Клеточникова», то есть записи его агентурных наблюдений с марта по июль 1879 года, а также замечания по материалам Третьего отделения за 1876-1877 годы [11]. К сожалению, остаются неразысканными отчеты Клеточникова за период деятельности «Народной воли» (с августа 1879 года), но этот пробел отчасти восполняют материалы дознания и следствия по «делу 20-ти» и мемуары народовольцев (в первую очередь А. П. Корба и Л. А. Тихомирова).
Информация, которую революционеры получали от Клеточникова, была самой разнообразной. Николай Васильевич заранее сообщал о том, что замышляется в Третьем отделении. Например, 8 июня 1879 Года он предупредил землевольцев: «Агентура хочет извлечь из дел Третьего отделения всех лиц, которые привлекались к дознанию и суду по политическим делам с 1866 года, а по освобождении оставлены были в Петербурге, с тем чтоб следить за этими лицами и мало-помалу высылать их». В первой половине 1880 года Клеточников передал Исполнительному комитету «Народной воли», что министерство внутренних дел и Третье отделение договорились основать в Женеве провокационную газету внешне антиправительственного направления, которая могла бы компрометировать революционеров и вносить разлад в революционный лагерь. Некоторое время спустя Клеточников уточнил и детали этого плана: название газеты («Вольное слово»), имя агента, который был командирован Третьим отделением в Женеву для руководства изданием (А. П. Мальшинский). «Вольное слово» выходило три года (1881 -1883). Надежд правительства оно не оправдало. Благодаря Клеточникову народовольцы знали истинное лицо газеты и не поддавались на ее провокации.
Доставлял Николай Васильевич революционной партии и данные секретной статистики государственных преступлений, которая, как писала об этом газета «Народная воля», оставалась для общества «совершенно недоступной». В номерах 4 и 5 «Народной воли» от 5 декабря 1880 и 5 февраля 1881 года были напечатаны два очерка под названием «К статистике государственных преступлений в России». Автор очерков Лев Тихомиров использовал конфиденциальный «Обзор социально-революционного движения в России» (до 1876 г.), который был составлен по поручению Третьего отделения упомянутым А. П. Мальтийским, издан для служебного пользования всего в 150 экземплярах и держался в «страшном секрете», а также не менее секретные данные министерства юстиции за 1875-1879 годы. Едва ли могут быть какие-либо сомнения в том, что вся эта статистика была получена Исполнительным комитетом «Народной воли» от Клеточникова.
Николай Васильевич называл революционному центру имена тех, кто разыскивается полицией, кому грозит обыск, кто включен в списки подозрительных, за кем следят, причем среди намеченных жертв Третьего отделения оказывались такие разные люди, как профессиональные революционеры Г.В. Плеханов и Ф.Н. Юрковский («Сашка-инженер»), литераторы Н.К. Михайловский и Г.3. Елисеев, адвокаты Д.В. Стасов и В.Н. Герард. 2 апреля 1879 года (в день покушения А.К. Соловьева на царя) Клеточников сообщил: «Составлен список 76 подозрительных» (то есть обреченных на обыск, а то и на арест), и далее в сообщении были перечислены все 76 фамилий, в числе которых фигурировали популярные, сочувственно относившиеся к революционерам адвокаты: П.А. Александров, Е.И. Утин, Г.В. Бардовский, А.А. Ольхин, А.А. Черкесов и др. Пока начались обыски и аресты, землевольцы успели предостеречь почти всех поименованных в этом списке.
От Клеточникова революционный центр своевременно узнавал и о непредвиденных арестах (например, Г.А. Лопатина, Д.А. Клеменца, Людвика Варыньского) и о предательских показаниях. Благодаря Клеточникову «Народная воля» сумела, насколько это было возможно, обезвредить последствия откровенных показаний А.Ф. Михайлова и грандиозного предательства Г.Д. Гольденберга.
Адриан Федорович Михайлов был членом центра «Земли и воли». Он участвовал в убийстве шефа жандармов Н.В. Мезенцова (был кучером экипажа, в котором спасся от преследователей убийца Мезенцова С.М. Кравчинский). Царский суд 14 мая 1880 года приговорил его к смертной казни. Михайлов подал на имя диктатора М.Т. Лорис-Меликова прошение, в котором, хотя и признавал себя социалистом, всячески открещивался от террористов, называя их «злейшими врагами русского народа» и даже «злейшими врагами социализма». 15 мая Лорис-Меликов навестил Михайлова в камере смертников, и в тот же день Михайлов начал писать свои показания. Правда, ни в прошении, ни в показаниях Адриана Михайлова нет злостного предательства, нет ни раскаяния, ни просьбы о помиловании; Михайлов просил лишь поверить, что с террористами у него нет «ничего общего» [12]. Неизмеримо больший вред могло причинить «Народной воле» предательство Г.Д. Гольденберга.
Землеволец и народоволец Григорий Давыдович Гольденберг - террорист, который 9 февраля 1879 года застрелил харьковского генерал-губернатора князя Д.Н. Кропоткина, - был арестован 14 ноября того же года. Прокурор А.Ф. Добржинский, понаторевший на вымогательстве показаний у заключенных, прельстил Гольденберга химерической идеей: открыть правительству истинные цели и кадры революционной партии, после чего, мол, правительство, убедившись в том, сколь благородны и цели партии и ее люди, перестанет преследовать такую партию. 9 марта 1880 года Гольденберг написал обширное (80 страниц убористой рукописи) показание, а 6 апреля составил к нему приложение на 74 страницах с характеристикой всех упомянутых в показании (143-х!) деятелей партии [13]. В июне 1880 года из разговора с арестованным членом Исполнительного комитета «Народной воли» А.И. Зунделевичем Гольденберг понял, что он натворил. На очередном допросе он «пригрозил» Добржинскому:
- Помните, если хоть один волос упадет с головы моих товарищей, я себе этого не прощу.
- Уж не знаю, как насчет волос, цинично отрезал прокурор, ну, а что голов много слетит, это верно.
Гольденберг не вынес мук совести. 15 июля 1880 года он повесился в тюремной камере. Перед смертью этот единственный в своем роде предатель написал «Исповедь», в которой он открывал «знакомым и незнакомым честным людям всего мира» свою наивную, несчастную и все-таки преступную душу [14].
Клеточников вовремя известил товарищей по организации и о показаниях А.Ф. Михайлова и о предательстве, а затем самоубийстве Г.Д. Гольденберга. Сообщал он и о других показаниях, которые иногда по малодушию или предательству давали властям арестованные. Но главным в его работе было разоблачение тайных правительственных агентов и всякого рода ловушек и провокаций, которые Третье отделение и Департамент полиции устраивали руками этих агентов, против революционной партии. Стоило, например, Третьему отделению заполучить в агентуру Владимира Дриго, как центр «Земли и воли» в тот же день получил тревожный сигнал от Клеточникова. Дриго служил управляющим имениями одного из самых авторитетных лидеров «Земли и воли», Дмитрия Андреевича Лизогуба, считался доверенным лицом Лизогуба и поэтому легко мог проникнуть в тайны революционного подполья. 28 июля 1879 года Клеточников дал знать центру «Земли и воли»: «...после двухдневных переговоров (26 и 28 июля) Кириллова с Дриго порешили так: так как Дриго уверяет, что, находясь под арестом и живя в Петербурге, он не в состоянии выдать революционеров, но соглашается и даже уверяет в искренности своего желания выдать их, если за ним укрепят все имущество Лизогуба (он говорит, что совесть свою успокаивает тем, что имущество, назначенное для преступных целей [15], теперь он употребит совсем для других, благонамеренных целей, так как он искренне отрекается от своих заблуждений), то Дриго повезут в Чернигов, пошлют туда несколько шпионов, которым он укажет, кого нужно захватить, и будет им ежедневно давать отчет, а чтобы он не изменил правительству, все документы денежные будут отобраны у него и переданы начальнику жандармского управления. Дриго будет официально считаться состоящим под надзором полиции как человек, не привлеченный к суду по неимению улик в преступной деятельности. Может быть, через месяц или два Дриго переведут в Курск, Орел или Воронеж, чтобы не заподозрили в предательстве, и захватят революционеров в его отсутствие».
Клеточников вел тщательно засекреченные счетные книги по выдаче жалоб и наградных агентам сыска. В книгах указывались полностью фамилия, имя и отчество агента, его сыскной стаж и конкретные услуги, которые надлежало просто оплатить или поощрить наградой. Имея дело с таким материалом, Клеточников регулярно называл товарищам имена агентов, их маскировочные клички, приметы и адреса, сообщал, какие задания получает тот или иной агент и что он докладывает начальству. Эти сведения, которые сами по себе имели чрезвычайное, порой спасительное значение для революционной организации, Николай Васильевич дополнял колоритными портретами каждого из агентов, описывал их физиономии, характер, привычки.
Революционеры, естественно, в каждом случае принимали какие-то предупредительные меры. Некоторых агентов, из числа наиболее опасных, они предавали огласке. Так, например, в № 1 газеты «Народная воля» от 1 октября 1879 года на первой же странице бросалось в глаза следующее объявление: «От Исполнительного комитета. Исполнительный комитет извещает, что Петр Иванович Рачковский (бывший судебный следователь в Пинеге и в настоящее время прикомандированный к министерству юстиции, сотрудник газет «Новости» и «Русский еврей») состоит на жалованье в III Отделении. Его приметы: рост высокий, телосложение довольно плотное, волосы и глаза черные, кожа на лице белая с румянцем, черты крупные, нос довольно толстый и длинный; на вид лет 28-29. Усы густые, черные. Бороду и баки в настоящее время бреет. Исполнительный комитет просит остерегаться шпиона» [16].
(продолжение следует)
5. Свидетельские показания Г. Г. Кириллова и В. А. Гусева по делу Клеточникова см. в материалах «процесса 20-ти»: ЦГАОР, ф. ОППС, оп. 1, д. 504, ч. 2, лл. 371 - 373, 412-413. Отношение В. К. Плеве начальнику Петербургского губернского жандармского управления от 18 сентября 1881 года см. там же, д. 511, д. 74. Обвинительный акт по «делу 20-ти» опубликован в кн.: «Процесс 20-ти народовольцев в 1882 г.» Ростов на Дону, 1906.
6. Показания Клеточникова хранятся в ЦГАОР, ф. ОППС, оп. 1, д. 504, ч. 2, лл. 353-355. Важнейшая часть их опубликована С. Н. Валком в кн.: Архив «Земли и воли» и «Народной воли». М., 1932, стр. 27 - 29.
7. За два года (1879- 1880) царизм устроил 60 политических процессов.
8. Много таких проектов «осело» в бумагах К. П. Победоносцева, См.: «Победоносцев и его корреспонденты», т. I, полутом I. М.- Пг., 1923.
9. К. Леонтьев, Восток, Россия и славянство, т. 2. М., 1886, стр. 109.
10. В секретном архиве Третьего отделения сохранились анонимные доносы даже на великого князя Константина Николаевича (брата Александра II).
Один из доносчиков взывал к жандармам: «Оберегайте царя от происков Константина, бунтари в его руках - ширма и орудие для своих целей» ЦГАОР, ф. 109 (секр. архив), оп. 1, д. 516, л. 1.
11. См.: Архив «Земли и воли» и «Народной воли», стр. 160 - 234. Редактор этого издания С. Н. Валк справедливо отметил, что «запискам Клеточникова в составе источников той эпохи суждено занять одно из очень видных мест».
12. Прошение и показания А. Ф. Михайлова опубликованы в журнале «Красный архив», 1930, № 2(39) и 1932, № 4(53). В. И. Невский без должных оснований усматривал в них «ужасный факт покаяния революционера» («Красный архив», 1930, № 2(39), стр. 150).
13. Подлинный текст заявления Г. Д. Гольденберга см. в Центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА), ф. 1351, оп. 2, д. 525, ч. 5-а, лл. 1-40. Приложение см. там же, лл. 75 -111.
14. «Исповедь» Г. Д. Гольденберга опубликована Р. М. Кантором: «Красный архив», 1928, т. 5(30), стр. 137 - 174.
15. Д. А. Лизогуб рассчитывал все свое состояние (на сумму более чем 200 тысяч рублей) передать в фонд «Земли и воли».
16. П. И. Рачковский (1853-1911) после разоблачения его Клеточниковым уехал за границу и в дальнейшем все-таки сделал блестящую сыскную карьеру: с 1884 года он возглавлял заграничную агентуру, а в 1906 году был директором Департамента полиции.