Дипломный проект, 2013, № 6
Некруглые даты
Полёт на фурвине
© Игорь Игрицкий
Что до успехов воздухоплавания и особенно космонавтики, то тут, несомненно, у России приоритет. Гагарина с Циолковским никуда с пьедестала не скинешь. Однако у истоков этого приоритета лежит небольшая историческая фальсификация.
Александр Иванович Сулакадзев – наиболее известный отечественный фальсификатор исторических источников, «творчеству» которого посвящен не один десяток специальных работ. К этому необходимо добавить, что он наиболее масштабный фабрикант подделок.
Если верить автобиографическим записям Сулакадзева, он был потомком грузинского князя Г.М.Сулакидзе. Его отец, обрусевший грузин И.Г.Сулакадзев (1741–1821), воспитывался в одной из гимназий при Московском университете, занимал ряд канцелярских должностей, а с 1782 г. (до увольнения в 1808 г. в чине титулярного советника) служил рязанским губернским архитектором. В 1771 г. И.Г.Сулакадзев женился на дочери рязанского полицмейстера С.М.Боголепова – Е.С.Боголеповой. В том же 1771 г. у молодых супругов в их небольшом сельце Пехлеце Рижской округи Рязанской губернии и родился сын – А.И.Сулакадзев.
У Сулакадзева, видимо, были хорошие возможности для самообразования (о том, где он учился, нам неизвестно). Его дед по матери вел, по свидетельству внука, «записки своей жизни, кои весьма драгоценны, о царствованиях и происшествиях». Сам Александр Сулакадзев какое-то время служил в гвардии, был женат и с начала XIX в. обосновался в Петербурге, где и умер в 1832 г. От отца и деда он унаследовал неуемную жажду познания и интерес к различным областям науки. Вслед за дедом, например, занялся сбором сведений о «воздушных полетах» в России и других странах.
В его записках содержатся тщательные, скрупулезные выписки из газет и журналов (русских и иностранных) о политических событиях в стране и мире, известия об открытиях в астрономии, химии, физике, мореплавании, воздухоплавании, сведения о ремеслах, театре, музыке, живописи, книгопечатании. Кажется, нет ни одной области знаний и искусств, которые бы не интересовали Сулакадзева.
Среди многочисленных увлечений Сулакадзева особое место занимал интерес к воздухоплаванию и его истории. Фрагменты дневника фальсификатора, дошедшие до нас, наполнены выписками из газет и журналов начала XIX в. о воздушных полетах в разных странах и в разные времена. Видимо, в какой-то момент Сулакадзев решил систематизировать накопленные им факты, создать если не специальный труд, то своеобразный справочник об известных ему полетах.
Так возникла рукопись «О воздушном летании в России с 906 лета по Р.X.», присоединенная им к другому аналогичному по характеру сведений и форме труду – «Хождения или путешествия россиян в разные страны света». К реализации своего замысла Сулакадзев подошел со свойственным ему размахом.
К «воздушным летаниям» он отнес даже данные фольклорных записей Сборника Кирши Данилова, например, о полете Змея Тугариновича. Старательно штудируя публикации древнерусских источников, он выписывал из них все, что хотя бы в малейшей степени имело отношение к полетам – будь то сказание, легендарные сюжеты или реальные факты, имевшие место в прошлом. В рукописи есть данные о попытках воздушных полетов в России в XVIII в., извлеченные Сулакадзевым из дел рязанской воеводской канцелярии, а также ссылки на записки его деда Боголепова.
Аккуратно написанная, с минимальным числом поправок, рукопись Сулакадзева производит впечатление вполне добросовестного свода таких свидетельств. Благодаря наличию ссылок на использованные при ее подготовке материалы можно легко проверить каждый приводимый факт о воздушных полетах в России. Исключение составляют лишь дела Рязанской воеводской канцелярии и ныне неизвестные записки Боголепова. Приведем несколько образцов таких записей:
«992 года Тугарин Змеевич вышиною 3-х сажен, умел палить огнем. У Сафат реки замочило Тугарину крылья бумажные (?!). Падает Тугарин со поднебеси. – Древние российские стихотворения, 1804 г.»; «1724 года в селе Пехлеце Рязанской провинции: приказчик Перемышлева фабрики Островков вздумал летать по воздуху. Сделал крылья из бычачьих пузырей, но не полетел... – Из записок Боголепова»; «1745 года из Москвы шел какой-то Карачевец и делал змеи бумажные на шестинах, и прикрепил к петле. Под него сделал седалку и поднялся, но его стало кружить, и он упал, ушиб ногу и более не поднимался. – Из записок Боголепова».
Работу Сулакадзева, о которой пойдет речь, обнаружил в библиотеке известного коллекционера Березина-Ширяева историк воздухоплавания А.А.Родных. В 1901 г. он приобрел ее у наследников Березина-Ширяева и затем опубликовал в журнале «Россия». Публикация не привлекла особого внимания. Зато спустя девять лет, когда все тем же Родных труд Сулакадзева был опубликован вторично, теперь уже фототипически, он получил более широкий резонанс: в том же году фотокопии отдельных страниц рукописи были выставлены в Мюнхенском музее истории науки и техники. В опубликованной рукописи сенсационным оказалось известие о том, что «1731 года в Рязане при воеводе подьячей нерехтец Крякутной фурвин сделал как мячь большой, надул дымом поганым и вонючим, от него зделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы, и после ударила его о колокольню, но он уцепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив, его выгнали из города, он ушел в Москву и хотели закопать живого в землю, или сжечь. Из записок Боголепова».
Особый интерес к этой записи вполне понятен: речь шла о первой отечественной попытке устройства воздушного шара и полете на нем, попытке, опередившей более чем на пятьдесят лет аналогичные опыты братьев Монгольфье. Именно так сулакадзевское известие и было интерпретировано в предисловии Родных, подчеркнувшего, что Россия имела славные страницы в истории воздухоплавания, опережала в этом деле другие страны, но к началу XX в. оказалась в числе отстающих из-за препятствий, чинимых энтузиастам воздушных полетов.
Тетрадь Сулакадзева «О воздушном летании в России» стала использоваться как вполне авторитетное первое справочное пособие по истории отечественного воздухоплавания. Долгое время не вызывало никаких сомнений и приведенное здесь известие о полете Крякутного. Его имя вошло в одно из изданий Большой Советской Энциклопедии; в пору борьбы с «космополитизмом» он стал национальным героем, утвердившим отечественный приоритет в воздухоплавании.
225-летнему юбилею «полета» Крякутного была посвящена специальная почтовая марка, в Нерехте у памятника подьячему принимали в пионеры, а подобный «полет» стал известным эпизодом в картине Тарковского «Андрей Рублев».
Советская марка 1956 года
В работе историка русской науки и техники Воробьева сообщение тетради Сулакадзева уже дополнялось новыми драматическими подробностями атеистической направленности. «Необходимо, – писал он, – разыскать ... документ из истории русского воздухоплавания, хранившийся до 1935-1936 гг. в одной из церквей города Пронска (Рязанской области). В этой церкви хранилась особенная книга, относящаяся к XVIII в. По ней в известные дни провозглашалась анафема (церковное проклятие) согрешившим чем-либо против религии. В данной книге в числе подлежавших анафеме значился и подьячий Крякутной, совершивший «греховную» попытку летать».
В сферу научного изучения тетрадь Сулакадзева с записью о Крякутном вновь попала в начале 50-х гг. нашего века, когда она поступила в Рукописный отдел Библиотеки Академии наук СССР. Тетрадь оказалась как нельзя кстати в связи с развернутой тогда работой над фундаментальным изданием сборника документов «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.». При непосредственном знакомстве с рукописью составители сборника и сотрудники Библиотеки Академии наук обнаружили исправления в записи о Крякутном.
Результаты фотоанализа показали, что первоначально здесь вместо «нерехтец» читалось «немец», вместо «Крякутной» – «крщеной» (то есть крещеный), вместо «фурвин» – по всей видимости, фамилия крещеного немца – «Фурцель». Итак, первоначальная запись, оказывается, имела совсем иной смысл: некий крещеный немец, по имени Фурцель, поднялся в Рязани на воздушном шаре, наполненном дымом, да и то сомнительно.
Прочитанная заново подлинная запись, конечно, наносила болезненный удар по патриотизму составителей сборника «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.». Приходилось выбирать: или в интересах науки прямо сказать, что не существовало подьячего Крякутного, или, как в свое время Родных, умолчать об имеющихся в рукописи исправлениях. Составители нашли иной и прямо-таки достойный восхищения выход: в примечании к публикации записи о Крякутном они невинно заметили, что в «записи за 1731 г., рассказывающей о подъеме рязанского воздухоплавателя (все так – и Фурцель, и Крякутной могут быть названы «рязанским воздухоплавателем»), имеются некоторые исправления (и это так), затрудняющие прочтение части текста, относящейся к лицу, совершившему подъем (а это уже, мягко говоря, натяжка, граничащая с недобросовестностью)». Но уже спустя два года после выхода названного сборника появилась статья сотрудника Рукописного отдела Библиотеки Академии наук, в которой все было поставлено на свое место.
Правда, легендарный Крякутной и после этого регулярно всплывал на свет Божий в качестве реального исторического лица (например, в романе В.Пикуля), хотя эпизод с рукописью Сулакадзева стал классическим примером фальсификаций в лекциях и пособиях по палеографии.
Что до отечественного воздухоплавания, то, думается, ему вовсе не помеха отсутствие полного приоритета в этом начинании.