Охта-Центр. Том 1. Наше антиобщественное мнение
Социологические взгляды Пьера Бурдьё
Глава II. Роль Бурдьё в мировой и российской социологической мысли
Главным достоинством социологии Пьера Бурдьё принято считать разрешение дихотомии субъекта и объекта, в которую упиралось большинство предшествующих попыток объяснить «общество». Вместо систем, структур, детерминирующих поведение объектов (традиция Дюркгейма, американской школы структурно-функциональной социологии), а также субъектов, действующих в социальном контексте согласно своим субъективным смыслам (традиция Вебера, феноменологии, символического интеракционизма), Бурдьё разделил социальную реальность на поля, в которых субъекты действуют согласно правилам, устанавливаемым отношениями власти. Правила могут быть автономны от субъектов только отчасти, ведь поля и власть в них не могут возникнуть на ровном месте, без участия «игроков».
Статьи из книги «Социальное пространство: поля и практики» позволяют проследить, как разные сферы человеческой активности превращаются у Бурдьё в «поля», что происходит при этой трансформации. Задача каждого читателя — оценить, что добавляет в понимание социальных процессов такой взгляд, какие закономерности позволяет увидеть. (Полезная процедура для любого социального исследователя, независимо от его методологических предпочтений.)
В России массовые попытки использовать теории Бурдьё в социологических работах начались в конце 1990-х. Это общая судьба классиков мировой социологии второй половины XX в.: скажем, Ирвина Гофмана (Гоффмана, в России используются оба варианта написания), Норберта Элиаса, Юргена Хабермаса. Особенность же российского освоения Бурдьё в том, что его концепции в начале 2000-х гг. стали здесь необычайно популярны у «новой волны» исследователей. Отчасти это объясняется эффектом компенсации: передовая российской социологии спешила восполнить отставание от общемировых научных достижений. С помощью «нераспробованного», недооцененного ранее макротеоретика Бурдьё она противопоставляла себя старой школе, более ремесленной традиции, не склонной к пересмотру базовых теоретических принципов. Искомый плюрализм, так или иначе, был достигнут: понятия «символический капитал», «практик», «габитус» (хотя этот термин до Бурдьё использовал, к примеру, Питирим Сорокин, но в несколько другом значении) вошли в широкий обиход в России.
Как всякий резкий всплеск, нарастающий интерес к Бурдьё привел к его излишней сакрализации и (как следствие) к отторжению от любых его теорий части исследовательских школ. Еще несколько лет назад показателем высокой эрудированности начинающего исследователя могло быть само упоминание имени Пьера Бурдьё в работе. Теперь же даже вполне обоснованное привлечение теории габитуса или множественных капиталов вызывает подозрение: не стал ли исследователь жертвой популярного помешательства? Действительно, легко поддаться соблазну изящества экзерсисов Бурдьё и слепо скопировать его исследовательскую технику, применяя ко всему подряд: «Габитус космонавтов», «Телевидение как социальное поле», «Правила конвертирования экономического капитала в политический на примере дела ЮКОСа» (подобных исследований в России в 2000-е гг. появилось масса). Что останется, если убрать этот «габитус»? Для чего, собственно, он используется, ведь это не более чем инструмент?
Еще одна опасность кроется в ценном качестве многих частных теорий Пьера Бурдьё — их широких междисциплинарных возможностях. Социология на грани литературоведения, культурологии, теории искусства — это прекрасно, но из множества подобных работ, изданных в последние годы, социологическое сообщество признает редкие единицы. Большинство же проходят по части «маргинальной игры словами», «вдохновенной болтовни», как обозначил это явление Батыгин.
Ученый, который все свои теории и обобщения строил на анализе огромных массивов статистических данных, для обработки которых он применял методы, по сей день считающиеся передовыми в социальных науках (к примеру, кластерный анализ), зачастую воспринимается в России как автор красивых концепций со звучными названиями. Бурдьё — позитивист, Бурдьё — дотошный статистик подменяется другим Бурдьё — интеллектуалом, свободно рассуждающим о самых сложных культурных и политических предметах.
Бурдьё для России имеет принципиальное значение. Культурный, социальный и методологический статус гуманитария проблематизирован в концепции Бурдьё аналогично тому, как этот статус проблематизирован ситуацией современной российской (и не только российской) гуманитарной науки, — и на этот вызов так или иначе придется отвечать, даже не замечая Бурдьё или не зная о нем. Социоаналитический "империализм” по отношению к традиционным гуманитарным дисциплинам был ориентирован не столько "сверху”, сколько "снизу”, от самой социальной и культурной динамики — как ее понимал и описывал Бурдьё; да и сейчас его последователи находятся во Франции (и за ее пределами) в весьма непростой социально-академической и дисциплинарно-методологической ситуации.