Книгу Владимира Мединского «Война» настолько настырно впихивают, что в определенный момент я подумал: «Граждане, Вы правда хотите, чтобы я это прочитал и отозвался по итогам прочтения?». Несмотря на длинную очередь книг в собственном списке на прочтение, я таки-купил и прочитал за пару вечеров и поездки в транспорте «Войну». Сначала небольшая преамбула. Я не имею ничего против В.Мединского, я с ним незнаком и никак не сталкивался. Сама по себе задача популяризации знаний о войне дело нужное и архиполезное. Хорошо, когда человек с острым пером читает книги историков и живенько излагает их для широких масс. Из позитивных примеров вспоминаются «Августовские пушки» Барбары Такман. Однако запрячь в одну повозку коня науки и трепетную лань беллетристики в общем случае довольно сложно. Кроме того, хорошо пишущий человек вынужден осваивать новую для себя область и может стать жертвой многочисленных подводных камней. Это среди людей в теме многие факты являются общеизвестными и низведены до уровня, когда достаточно произнести, условно говоря, «анекдот № 124!» и все смеются. Публицист-популяризатор может подорваться на некоторых, с одной стороны, общеизвестных, с другой стороны давно оспоренных в научных кругах фактах и рассуждениях. Открыл книгу Мединского я на списке литературы. Он произвел в целом положительное впечатление. Там были и сборники документов, и книга М. Быкова «Победы Сталинских соколов» (чтиво для подкованных в теме людей, не для новичков, прямо скажем). Ввиду отсутствия какого-то заранее сложившегося мнения начал я чтение с благожелательным настроем.
Однако первые звоночки, что г-н Мединский не особо в курсе, о чем идут споры, прозвенели довольно быстро. Есть у него главка про пакет Молотова-Риббентропа, озаглавленная «Баллада о «позорных» секретных протоколах». Там написано: «Но вот чего россиянам НЕ сказали: точно такие же «пакты» подписывали и другие государства» (С.50, Caps Lock от Мединского). Далее в качестве примеров фигурирует Мюнхенский сговор. Сразу возник вопрос: а Мединский вообще в курсе, что есть пакт Молотова-Риббентропа и есть секретный дополнительный протокол к нему? К подписанным в Мюнхене документам таковые, как известно, не прилагались. Насчет секретного дополнительного протокола копья, собственно, и ломаются. Ничего особенного в этом дополнительном протоколе не написано. Но для преподавателя МГИМО, коим является Мединский, слова о равенстве пакта и доп. протокола слышать, прямо скажем, странно.
При этом нельзя сказать, что лажа составляет 100% объема книги. Он правильно пишет о приказах Жукова беречь людей, об относительных цифрах потерь возглавляемых Жуковым войск. Школярское упражнение «опровергни чушь про одну винтовку на троих» Мединский отработал нормально, хотя в итоге его несколько занесло. Он пишет: «Дивизии народного ополчения были недоукомплектованы бойцами. Соответственно, обычно оружия в них было больше, чем солдат. Не одна винтовка на троих, а три винтовки на двоих»(С.173). Скатываться к «все хорошо, прекрасная маркиза», как мне думается, в данном случае нет достаточных оснований. Бывало разное, встречались вооруженные до зубов ополченцы. Но оружия действительно не хватало. Причем и ополченцам, и армии. Отсюда принимаемые срочные меры по восстановлению учебного оружия в боевое и другие мероприятия типа изъятия оружия из подразделений боевого обеспечения. Желающим могу предъявить ведомости ГАУ (Главного артиллерийского управления) с графами по стрелковому оружию «по штату» и «налицо». Разница ощутимая, вы уж поверьте. Это был очередной звоночек: человека не в теме занесло ввиду отсутствия знания базовых фактов. Впрочем далее Мединский благополучно подорвался на 28 панфиловцах: «Разоблачили даже героев-панфиловцев»(С.236). Военная прокуратура расставила точки над Ё в истории с 28 панфиловцами еще в 1946 г. (а не после 1966 г., как пишет Мединский). История была действительно выдумана журналистом «Красной звезды» практически с нуля. Спрашивается: зачем подставляться и тащить эту историю на страницы популярной книги, когда есть реальные подвиги, подтвержденные документально, причем обеими сторонами? Мединский не стал интересоваться ими. Еще одно школярское упражнение о распределении поставок по ленд-лизу в ходе войны, поставках паровозов в штуках и в процентах к довоенному парку, также было выполнено достаточно успешно. Но всего этого как бы маловато для положительной оценки всей книги.
Постепенно складывается впечатление, что книжка Мединского опирается, условно, на три «А»: агитпроп, ахинея и алогичность. По многим вопросам бодро пересказывается версия советского агитпропа, причем достаточно часто в самом дремучем варианте. Там же, где Мединский попутал пакт с протоколом он выдал на гора следующий пассаж: «А чего хотели Франция и Англия? Ради чего суетились и лебезили перед Гитлером в Мюнхене? Хотели натравить Гитлера на СССР. Чем они лучше?» Причем это не однократно брошенная хлесткая фраза. Ближе к концу книги Мединский еще раз пишет: «Вся довоенная внешняя политика Британии строилась на том, чтобы натравить Гитлера на Сталина...»(С.427). Да, да, да, все спали и видели, как бы загнобить молодое советское государство. Других проблем у них не было.
Читатели найдут на страницах «Войны» достаточно полный набор советских пропагандистских выдумок. Вот еще из характерного: «В январе 1945 г. мы вновь спасали американцев, застрявших в Арденнах, начав свое наступление на неделю раньше...»(С.443). Из этого позднее выросли рассказы о брошенных на алтарь услуги Сталина Черчиллю солдатских жизнях. Реально же Висло-Одерскую, наоборот, отложили из-за погодных условий. О результате потопления Маринеско немецкого лайнера «Вильгельм Густлов»: Погибли 1300 немецких подводников, среди них — полностью сформированные экипажи подводных лодок и их командиры»(С.287). Во-первых, из состава 2-й учебной дивизии подводных лодок на «Густлове» погибло немногим более 400 человек. Во-вторых, из числа погибших офицеров можно было набрать максимум один экипаж подводной лодки VII серии. В-третьих, всем этим подводникам нужно было еще около полугода на подготовку, чтобы стать полноценными членами экипажей лодок. Это все давно уже (задолго до 2010 г.) выяснено. Зачем байки-то повторять? Атака Маринеско и без них — значимый успех. Но Мединский упорно собирает и озвучивает агитпроповские байки. Так, он пишет: «Создавались специальные элитные подразделения — такие как эскадры Мельдерса и Рихтгофена — летчиков для них подбирали по всей Германии»(С.407). Однако общеизвестно, что элитных авиачастей в ВВС Германии не было. Истребительная эскадра JG52, в которой воевал Хартманн, не имела собственного наименования. JG51 получила название «Мельдерс» после гибели самого Вернера Мельдерса. Никаких полков асов, подобного полку Клещеева в ВВС РККА, у немцев не наблюдалось. К слову историю со счетами асов Мединский осветил по достаточно унылому варианту: немцы все врали и точка. Хотя в реальности врали обе стороны и это было обычным делом на войне. Разница в счетах асов имела куда более сложные объяснения, нежели «они врали, а мы — нет».
К агитпропу Мединский добавил своей ахинеи. Причем происходит плавное перетекание одного в другое (агитпропа в ахинею и далее в алогичность). Вот он повествует об одном из решающих дней в обороне Сталинграда, 23 августа 1942 г.: «Но у них[немцев — А.и,] на пути оказался Сталинградский тракторный. И рабочий батальон этого завода — работяги в черных промасленных спецовках. С винтовками. А регулярных войск — нет. Не подошли. Ну, не ждали здесь прорыва. Так вот, глядя в бинокли на залегших в неких полубаррикадах рабочих, немцы решили, что эти странные с разукрашенными (маслом и гарью) лицами Рэмбо в черном, видимо, русская морская пехота. Остановились, запросили подкрепление — «черную смерть» после Севастополя они боялись»(С.177-178). Для того, чтобы бояться «черную смерть» после Севастополя немецкие части у Сталинграда должны были по крайней мере получить опыт штурма этого самого Севастополя. Однако вышедший к СТЗ 23 августа 1942 г. XIV танковый корпус в Крыму никогда не был. 16-я танковая дивизия, прорвавшаяя к СТЗ, также под Севастополем не была и пугаться «черной смерти» по опыту боев там у нее технической возможности не было. Был бы на месте Мединского человек более намаханный в теме, он бы вспомнил, что на СТЗ производились танки и они могли прямо из цехов поехать защищать завод. Там были зенитки ПВО города, отдельные части, вошедшие в группу Штевнева, к вечеру приехал свежий 2 тк и т. д. Но Мединский предпочел сообщить широким народным массам ахинею про «черную смерть».
Возможность сказать какую-нибудь ахинею Мединский не упускает даже на ровном месте. Так он пишет: «Рейхстаг был главным опорным пунктом в обороне Берлина, который позволял контролировать весь центр города»(С.548, выделено мной — А.И.). Это ерунда и выдумки, уж не знаю — Мединского или кого-то еще. Рейхстаг достаточно низенькое здание, чтобы что-то там контролировать в условиях плотной застройки. Опять же, почему Рейхстаг, а не Ангальтский вокзал, с которым возились дольше? На роль опорных пунктов с натжкой могли претендовать Флактурмы с 128-мм пушками на крышах и толстенными стенами. Не зря же во Флактурме «Зоо» сидел комендант Берлина Вейдлинг. Рейхстаг с гарнизоном, вооруженным стрелковкой, уступал Флактурмам по всем параметрам, а было в Берлине аж три Флактурма. Но Мединский не в теме, азов не знает и потому появляется Рейхстаг как главный опорный пункт. 9-ю армию Бюссе к юго-востоку от Берлина, которой не дали отойти в город, Мединский путает с 12-й армией Венка к западу от города (С.418).
Повествуя о «хиви», Мединский сообщает нам: «Также из русских военнопленных формировалась саперная рота. Надеюсь, понятно почему. Сапер ошибается один раз в жизни. Особенно если это русский сапер на немецкой службе — с длинной проволочкой и зорким глазом вместо миноискателя» (С.303). На всякий случай: речь идет о немецкой пехотной дивизии. Саперы в немецких пд входили в состав штурмовых групп и вообще действовали на передовой с оружием в руках. Тезис Мединского о действиях в составе этих подразделений «хиви» фактически означает их участие в бою в рядах противника против соотечественников. Зачем, спрашивается, было додумывать? Это опять же алогично: «хиви» может сознательно пропустить мину, даже обнаружив ее, и атакующий немецкий танк подорвется. А сам «хиви» сбежит. Но все эти детали в голову Мединскому даже не приходят. Надо же разбавить приводимые данные какими-то своими словами, даже если эти слова — ахинея.
Но самый большое удивление ждало при знакомстве со статистикой по Мединскому: «8 сентября Ельнинский выступ, вдававшийся в нашу оборону, был срезан. Пять немецких дивизий потеряли за неделю боев на одном участке фронта — 45 тыс. человек. Теперь прошу минуту внимания. При разгроме Франции и всей ее армии, при разгроме английских экспедиционных сил во Франции, захвате Бельгии, Голландии, Люксембурга германская армия потеряла 45774 убитыми. То есть столько же, сколько под Ельней в сентяюре 1941-го за неделю — за целый год (!) войны в Европе»(С.151). Тут как раз тот случай, о котором я говорил выше: новый человек не способен отличить правду от вымысла при определенных пробелах в знаниях. Начнем с того, что 45 тыс. человек это советская заявка на потери противника. Причем звучит она следующим образом: «Пяти фашистским дивизиям в районе Ельни был нанесен значительный урон. Потери их в живой силе составили до 45 тыс. человек» (статья в «Военно-историческом журнале» по Ельне). Обратим внимание: слов «убитыми» и «в сентябре» в этой фразе нет. Агитпроп все же знал меру хотя бы потому, что авторы представляли себе численность пехотной дивизии немцев, в среднем 15-16 тыс. человек. В той же ВИЖевской статье говорится о численности группировки немцев под Ельней в 70 тыс. человек. Для 70 тыс. человек потеря 45 тыс. человек хотя бы теоретически возможна (реально эта цифра завышена). 45 тыс. убитых от Мединского означают вдвое-втрое большее количество раненых. Соответственно группировка в 70 тыс. человек, пять дивизий, отжатая на запад без «котла» такие потери понести не могла чисто физически. И даже советский агитпроп при всех своих заскоках на это не претендовал. У Мединского получилась серьезная фактическая ошибка и даже передерг. Хотя при написании чисто логически понять, что цифры не сходятся — можно. При минимальных познаниях в вопросе и внимательности. Для доказательства того, что на востоке немцы теряли больше, вовсе не нужны такие передерги.
После Ельни Мединский взял новую высоту со Смоленским сражением: «Впервые — уже в первые месяцы войны — мы выходили на паритет по потерям»(С.151). Ни о каком паритете по потерям летом 1941 г. не могло быть и речи. Можно было бы просто подумать головой и предположить (исходя из своих же вводных тезисов), что если итоговая цифра у нас 1:1 (это не так, но даже такая вводная позволяет найти алогичность), летом 1941 г. мы терпели поражения, в 1944–45 гг. были успехи и много пленных, то скорее всего вначале потери превышали немецкие, а в конце — наоборот. С уравновешиванием итоговой цифры.
Волк читает газету «Враки» - не похож ли этот образ из «шедевров» студии «Мельница» на Мединского?
«Дружба» Мединского с логикой и статистикой продолжается на протяжении всего повествования: «Оккупация Норвегии стоила Германии 1317 человек убитыми. Захват Греции — 1484 человека. Польши — 10 572 человека. Только на одном участке Восточного фронта, растянувшегося от Карелии до Черного Моря, в течение всего лишь трех недель под Москвой с 6 декабря по 27 декабря 1941 года — немецкая армия потеряла убитыми 120 000 человек»(С.387).
Во-первых, Урланис, из которого взята цифра 120 тыс. чел., говорит о германской армии в целом, а не об одном участке советско-германского фронта. Мединский же уверенно повышает градус агитпропа (а исследование Урланиса есть продукт советской эпохи со всеми ее плюсами и минусами) и сужает потерю 120 тыс. до воевавшей под Москвой группы армий «Центр». Во-вторых, если включить логику и здравый смысл (идею поискать правильную и надежную не-агитпроповскую цифру я даже не рассматриваю, это для агитаторов чересчур сложно), то 120 тыс. чел. за месяц в ГА «Центр» представляются завышенной величиной. См. выше про Ельню: должно быть еще вдвое-втрое больше раненых, заболевших и пропавших без вести (цифирь-то у нас это убитые). В итоге от примерно 1 млн. чел. численности ГА «Центр» в декабре 1941 г. к январю должны остаться рожки да ножки. Особенно учитывая, что потери несут в первую очередь части на передовой, а они не 100% численности даже дивизии, не говоря уж об армии или группе армий. Почему советское наступление перед хладным трупом ГА «Центр» в начале 1942 г. постепенно остановилось — непонятно. Больше всего 120 тыс. чел убитыми похоже на 117 тыс. убитых в IV квартале 1941 г. у Оверманса. Это вся германская армия на восточном фронте, а не ГА «Центр». И было бы странно в условиях эвакуации промышленности и сидящей на голодном пайке артиллерии иметь потери в соотношении 1:1. Причем цифры есть в открытых источниках, например Рейнгардт пишет «в декабре потери группы армий, достигшие 103 тыс. человек...». Однако читателю Мединский сообщает непроверенные агитпроповские цифры.
Примерно то же самое — с самолетами. Мединский пишет: «В первый же день войны — 22 июня 1941 года — немцы потеряли 300 самолетов. Больше, чем в любой из других ее дней. В начале сентября 1941-го они подсчитали: русскими уже сбито такое же число самолетов, с которым немцы начинали войну»(С.402). Во-первых, даже агитпроп указывал большую 300 цифру в отношении Курской дуги лета 1943 г. Так что «Больше, чем в любой из других ее дней» — неверно даже с точки зрения агитпропа. 22 июня не было и не могло быть маковкой немецких потерь в воздухе. Во-вторых, по немецким документам 22 июня 1941 г. безвозвратные потери (боевые и небоевые) Люфтваффе составили 78 самолетов, общие — 167 машин (т. е. включая поврежденные и ремонтопригодные). «В начале сентября 1941 г. они подсчитали: русскими уже сбито такое же число самолетов, с которым немцы начинали войну»(С.402). Они — это кто? Мюррей дает потери за весь 1941 г. от воздействия противника в 2849 самолетов уничтоженными, 475 поврежденными и не восстановленными и 402 поврежденными, но подлежащими восстановлению. Войну они начинали с 3470 самолетами. В общем «в начале сентября», «русскими сбито» не вытанцовывается. До 22 июня потери у Люфтваффе тоже были. Оборот про потери к сентябрю мог касаться отдельного, пострадавшего больше других подразделения. Уговаривать же читателя, что уже в 1941 г. все было хорошо — по меньшей мере странно. Было как раз плохо, что выразилось в конкретных результатах: котлах под Смоленском, Киевом, Уманью и др. При общем упорном сопротивлении. Так или иначе, при таких косяках с превращением 45 тыс. общих в 45 тыс. убитыми использовать книгу Мединского как источник статистических сведений я бы не советовал.
Есть и просто «приятные» добавления к трем А. На с. 578–581 Мединский старательно воспроизводит гадкую выдумку Фоста про бой на острове Рюген за немецкий интернат между разными советскими частями, разведчиками и пехотой. У автора «Войны» глаз не зацепился за «танковый батальон 372-й дивизии». Ну, не было в 1945 г. в стрелковых дивизиях танковых батальонов. Поэтому приводимые «типа документы» без выходных данных это беллетристика Фоста. Которую радостно зачем-то потащил в рот Мединский.
В целом, книга Мединского о войне оставила скорее негативное, чем позитивное впечатление. Это ни разу не аналог Б. Такман по Великой Отечественной. С версией советского агитпропа у большинства граждан была возможность ознакомиться ранее. Да и сейчас это тоже можно сделать, причем с затратой куда меньших средств, чем просят за «Войну», в которой градус агитпропа был повышен до благородного безумия. Ахинея и алогичность тоже вряд ли кому-то нужны, как мне кажется. В общем, халтурный продукт за немалые деньги, который нам впихивают за счет массированной рекламной кампании.
