Контрольный листок, 2016, № 10

Актуальная тема

Вовлечение российской научной общественности к распространению деструктивных идей и политико-правовой мифологии

© С.В. Ткаченко

Информационно-психологическая война определяется автором как совокупность деструктивных технологий, направленных на разложение общественного сознания в целях снижения сопротивления в случае внешней экспансии, реализации колониальной политики; на внедрение инокультурных новаций, противоречащих ментальности общества. Основа этой войны - создание и распространение политико-правовых мифов, обладающих деструктивным содержанием. Такие политико-правовые мифы распространяется с помощью практически одной группы населения - интеллигенции. Именно она обладает тем необходимым багажом знаний и инструментом убеждений для пропаганды определенных воззрений.

Какую же идеологию распространяет современная российская интеллигенция? Этот вопрос является ключевым в свете информационно-психологической войны. Ведь с 90-х гг., переродившаяся российская интеллигенция, за редким исключением, практически полностью перешла в услужение «сильных мира сего», демонстративно отмежевавшись от остального народа, униженного и оскорбленного. Показывая свою инаковость, она стала причислять себя к неким «надлюдьми». Здесь достаточно показательна позиция доктора философских наук А.М. Буровского, не вызвавшая каких-либо критических отзывов со стороны своих коллег и других представителей интеллигенции. Вчитаемся в эти жутковатые строки, от которых веет социал-дарвинизмом, если уж не сказать большего, в крайней своей стадии: «... малограмотный пролетариат малопривлекателен для избранных. И для мужчин, и для женщин. Мы просто не видим в них самцов и самок, они нам с этой точки зрения не интересны.... Стоит послушать, как и в каких выражениях рассказывают студенты, побывавшие в экспедициях, о сельском пролетариате. В наше время норма как раз в том, что парень такой девушкой не увлечется.... Я не раз наблюдал, как интеллигентные мальчики в экспедициях прилагали большие усилия, чтобы соблазнить самку местных пролетариев» и т.д.

Никогда не представлял себе такой откровенности суждений и такой деградации сознания. Кроме того, здесь мы видим, как искажается сознание студентов в ходе манипуляций таких преподавателей. Рассмотрение пролетариев в качестве самок и самцов, т.е. животных - показательная тенденция российской науки, да и не только для науки. Жить в богатейшей природными ресурсами стране мира в жуткой бедности - это ли не показатель модернизации и отношения государственной власти к россиянам.

Как вирус внедряются в общественное сознание воззрения, что «нынешние же сидельцы на пособии и собиратели пустых бутылок на помойках - вовсе не те, кого насильно лишили каких-то возможностей. Возможности у них были... Они сами не смогли ими воспользоваться: из-за отсутствия то ли способностей, то ли волевых качеств. Смешиваться с этими ущербными типами просто опасно».

Закладывается протестантская идеология, что только богатых любит Бог. А если ты бедный - то сам виноват, что не добился его любви. Ты - неудачник, твое место не с нами. Этот факт прекрасно виден на фоне российского телевидения, где обыденную жизнь россиян представляют исключительно богатые люди и их счастливое окружение.

На этом фоне очевидно, что российская интеллигенция показательно отмежевывается от своего населения: Так, например, в литературе достаточно распространено суждение, что «большая часть населения России - это не гражданское общество, а весьма однородная масса не только в смысле низких доходов, но и з смысле основных немудренных устремлений. Больше всего массе людей хочется правды и порядка. При этом правда в их понимании - это справедливость, толкуемая как равенство, хотя бы на уровне нищеты, плюс ненависть вперемешку с завистью ко всем, кто выбился из нищеты. А порядок - все, что подобные устремления обеспечивает: сильная власть и «крепкая рука», карающая тех, кто живет «не по-нашему»».

Такое отношение прослеживается у различных слоев интеллигенции и политической элиты. Так, бывший заместитель премьер-министра Альфред Кох в интервью американскому радио утверждал, что русские заслужили свою жалкую судьбу. «Правозащитник» российского народа Новодворская до сих пор утверждает, что «русские... это спившийся, обленившийся и никчемный народец. Он уже ни на что не способен и только зря занимает свое место на земле. К тому же он и генетически вырождается, сокращается в поголовье. Поэтому для общественного блага было бы лучше, если бы территорию России отдали под опеку ООН, а ещё лучше, если бы ее оккупировали американцы, заселили ее нормальными людьми, колонизовали и цивилизовали... мы здесь не на цивилизованном Западе... очень важно научиться стрелять первыми, убивать».

Конечно, сейчас свое мировоззрение интеллигенция демонстрирует не столь открыто, как, скажем, в 90-е гг. Однако немало рассуждений находится в диссертационных работах, которые только недавно стали поступать в свободный доступ.

Здесь я попытаюсь определить уже сложившееся мировоззрение российской интеллигенции по отношению к самой большой нации России - русским. Необходимо отметить факт, что русские - основа российской государственности, так как являются государствообразующей нацией. Проживая в разнообразных российских регионах, они не только не испытывают нужды к отделению от России, но наоборот, пытаются внести посильную помощь своей Родине. Поэтому основной удар принимают русские как общность людей, объединенных языком, территорией, культурой. Не справятся русские, потеряют свое содержание - дрогнут и остальные. А это - прямой путь к развалу государства, к установлению хаоса на данной территории.

Основу рассуждений российской интеллигенции, бытующие и откровенно высказываемые в течение последних двадцати лет, составляет тезис, что русские - это некие туземцы, не способные к труду, культуре и культурному развитию. Они - потенциальные преступники, склонные к убийствам и воровству. Эти воззрения - отголоски идеологии расизма, которым США уже более-менее «переболели» по отношению к афроамериканцам и индейцам. Ведь и индейцы времен колонизации (XVI-XVII вв.) описывались современниками с позиций расового подхода как неполноценные люди, «дикие звери», от природы ленивые и глупые, порочные, меланхоличные, неряшливые, дурного нрава, лжецы, с плохой памятью, отупевшие от пьянства, не заслуживающие доверия, поэтому с ними не особо церемонились.

Так, в 1637 г. массачусетские власти спровоцировали конфликт с индейцами племени пекот. На решающем этапе пуритане окружили 500 мужчин, женщин и детей племени и сожгли их заживо. Еще К. Маркс писал: «Пуритане Новой Англии - это виртуозы трезвого протестантизма - в 1703 г. постановили на своей Assebly выдавать премию в 40 ф. ст. за каждый скальп и за каждого краснокожего пленника; в 1720 г. премия за каждый скальп была повышена до 100 ф. ст.»

В этой идеологии на первый план ставится лень туземца. Ленивый туземец, которому нужен Белый брат, заставляющий его трудиться на своих полях. Иначе он просто умрет с голоду от своего безделья. Чего стоит публичное замечание заместителя Председателя Совета Федерации А. Торшина: «Ленимся много. Встаем не рано утром, ложимся спать под бряканье телевизора. Мы забыли, что демократия - это ежедневный труд».

Но и в научных работах выявляются такие основные качества русского человека как «лень, расхлябанность и необязательность». Сравните, к примеру, характеристики других народов в России: «Трудолюбие стало как бы национальной чертой чувашского народа»; «Трудолюбие - составная часть образа гармоничной личности чеченца»; ««По своему характеру и менталитету чеченцы и ингуши всегда были интернационалистами, гуманистами» и т.д. Мы видим наличие негативной, искаженной информации, лжи только в отношении одной нации, самой большой и самой беззащитной.

Причем, русский народ в качестве такового, может прямо не обозначаться, но - подразумеваться. Так, попытку обвинить русских в лени демонстрируют не только соискатели кандидатских степеней, но и доктора наук. Так, доктор философских наук В.Ф. Шаповалов убежден, что неухоженность и необустроенность российской земли «заключается в вековой привычке относиться к родной земле как к чему-то не своему, чужому. Российский человек словно постоянно ощущает временность своего существования здесь, в той точке пространства, где ему выпало жить. Ощущение временности, конечно, не может настраивать на то, чтобы обустраиваться капитально. Несомненно, отношение к родной земле как к «не своей» сформировалось под влиянием двухсотлетнего господства крепостного права, труда на барской, отчужденной земле. Такой же, отчужденной от хозяина, оставалась земля и при советской власти». Иными словами, в таком «временном» состоянии у туземца нет склонности не только к земледелию, но и вообще к культуре как таковой.

Утверждается, что от европейцев россиян, т.е. русских, отличает негативное отношение к труду, так как «россиянин всегда в истории был отделен непроходимой стеной от собственности и от результатов своего труда, а потому возникла незаинтересованность в труде, жизнь сегодняшним «божьим промыслом», неаккуратность, халатность, неряшливость, не-усердность и несамоотверженность в исполнении обязанностей, в том числе и житейских.... Как ни парадоксально, в этот список входят и нравственная индифферентность, если не потакание к повсеместно воровству, покрывательству. С горечью замечается в отношении целого народа (!), что да, мы «плохо мы работаем. Истина прописная, но справедливая. Да и как же хорошо можно работать, если изначально нет такого желания делать это».

Истоки мифа о лени и покорности русского народа показал еще И.В. Сталин в процессе беседы с немецким писателем Эмилем Людвигом. Он справедливо заметил, что то, «в Европе многие представляют себе людей в СССР по старинке, думая, что в России живут люди, во-первых, покорные, во-вторых, ленивые. Это устарелое и в корне неправильное представление. Оно создалось в Европе с тех времен, когда стали наезжать в Париж русские помещики, транжирили там награбленные деньги и бездельничали. Это были действительно безвольные и никчемные люди. Отсюда делались выводы о «русской лени». Но это ни в какой мере не может касаться русских рабочих и крестьян, которые добывали и добывают средства к жизни своим собственным трудом. Довольно странно считать покорными и ленивыми русских крестьян и рабочих, проделавших за короткий срок три революции, разгромивших царизм и буржуазию и победоносно строящих ныне социализм».

Думается, и сейчас говорить о лени в отношении всего русского народа, выживающего при таком режиме, также не приходится. Кроме того, миф о лени русского народа просто рассыпается в прах при столкновении неподготовленного к этому рядового россиянина, например, с греками, итальянцами, испанцами в обыденной жизни. Уж даже не говорю о жителях Латинской Америки. Незнание действительности - основа манипулирования общественным сознанием.

На втором месте в характеристике занимает криминогенность. Как любых людей XVIII-XIX вв., русских сейчас представляют в качестве потенциальных преступников, убивцев и воров. Здесь показательно суждение заместителя Председателя Государственной Думы, заслуженного юриста России В.В. Жириновского, который неожиданно задается следующим вопросом: «Почему мы такие - слишком агрессивные, слишком революционные? Почему многим из нас хочется всегда вешать, душить, расстреливать, рубить головы?». Его сетования по этому поводу подхватывает и доктор философских наук А.М. Буровский, которого «более тупые» и при том похожие на нас существа (!) обычно вызывают агрессию. Тем более если они конкурируют с нами за одну экологическую нишу. Уж и мы сами порой агрессивны по отношению к «отсталым», к «тундре» и «ни разу не грамотным»».

В многочисленных диссертациях подчеркивается, что ряд преступлений в России имеет некую национальную окраску. Причем речь идет вовсе не о конокрадстве или о воровстве невест на Кавказе. Нет, речь идет о взяточничестве, которое распространяют на весь русский народ. Этакий народ-взяточник, т.е. вполне богатый народ, способный откупиться от произвола государства. Так, утверждается, что «такое явление, как взяточничество, столетиями существовало в политико-правовой жизни нашего народа и закрепилось в нем как традиция. Взяточничество не собирается отмирать само собой, оно воспроизводится в большей или меньшей степени в каждом новом поколении людей». Другой исследователь с тех же позиций выявляет феномен «русского» воровства: «А феномен русского воровства, когда тащится все, что плохо лежит, даже общественной моралью не осуждается, а поощряется: «Человек умеет жить!» Как будто нет феномена татарского, чеченского, африканского и проч. воровства! Ведь уже известно, что у преступности нет национальности...

Исследователями на «научном» уровне  утверждается, что в воровстве как национальной черте русских оказывается виновато сознание традиционалиста: «настроенное на экстенсивные паразитические, воровские стратегии жизни завистливое к более успешным и адаптированным людям сознание традиционалиста не способно заставить его перейти к интенсивным, капиталистическим стратегиям жизни». Под это суждение подводится и теоретическое обоснование: «... воровство в нашем отечестве является особенным, проявившимся совсем не вчера, не в постсоветский период феноменом. Известны слова Ивана IV (Грозного), обращенные к англичанину, золотых дел мастеру: «Русские мои все воры». Феномен легитимности российского воровства достоин самого внимательного отношения. Вспомним определение Е.Н. Трубецкого: «Воровской идеал находится в самом тесном соприкосновении со специальной мечтой простого народа», и его тотальность и моральная естественность, как нам кажется, задается двумя главными факторами. Первый фактор заключается в архаическом по происхождению уравнивании отношения к природе и к культурно-цивилизационной среде: отчужденная цивилизационная среда - тот же лес, где всего много и от которого, сколько ни возьми, - не убудет».

Далее этот автор приводит ссылку на известные слова известного в России политика и предводителя приватизационных процессов ельциновской России А.Б. Чубайса: «грани между преступлением и нормальным поведением весьма размыты и очень условны. Это прослеживается даже в лексиконе. Попробуйте перевести на английский: «Взял, что плохо лежит». Точный смысл этих слов придется растолковывать долго. Подобного рода фразеологические обороты в английской культуре просто немыслимы».

В таком же ключе о российской криминогенности рассуждает и И.Ю. Новичкова, «кошмаря» научное сообщество своими откровенными фантазиями: «Отсутствие правовой культуры, навыков цивилизованной жизни и правил ведения политической деятельности, разрешения различных социально-политических и межнациональных конфликтов является одной из главных причин предельного обострения криминогенной обстановки в стране. Большинство проблем решается зачастую самым примитивным и варварским методом - путем насилий, преступлений, войны, экстремизма и оголтелого национализма. Налицо правовой беспредел в обществе».

Это специфический, «туземный» характер россиян доказывается и иными, достаточно любопытными способами. Так, показательны в рассматриваемом аспекте высказывания социолога Карена Корганова в области личной гигиены. По его мнению, «простой россиянин предпочитает надежную традицию рискованным инновациям - даже водопроводу или канализации. Еще до сих пор добрая половина российских граждан ходит по малой нужде «до ветру» - иногда до ближайшей стенки - и чувствует себя при этом вполне счастливо. Вам это не нравится? Что поделаешь, русофобия - если она здоровая - еще никому пока не вредила».

Но даже если и признать отчасти правоту «здорового» русофоба К. Корганова, здесь хотелось бы все же привести мнение западного исследователя У Лакера, отмечавшего именно эту разницу культур между Россией и Западом в период Великой Отечественной войны: «Если немцы были озадачены огромным разрывом между русской нищетой и отсталостью, с одной стороны, и советской военной мощью с другой, то русских в не меньшей степени поразил резкий контраст между немецкой бесчеловечностью и высоким уровнем жизни даже в разрушенной Германии... Немцы и русские серьезно ошиблись в суждениях друг о друге - немцы, полагая, что недостаточные гигиенические навыки свидетельствуют о пороках человеческой природы, а русские, наивно считая, что высокий жизненный уровень гарантирует цивилизованное проведение».

Конечно, наличие обилия туалетов не повлияло на смягчение нравов немецкого общества, с цинизмом и с особой фантазией уничтожавших российское население в годы Великой Отечественной войны. Качественно ходившие в туалет немцы от этого никак не добрели, в отличие от тех же россиян в Берлине 1945 г.

Кроме того, отсутствие отвечающих санитарным нормам туалетов всегда приводит «хождению по малой нужде «до ветру» до ближайшей стенки» во всех странах. Здесь сказывается простая необходимость физиологического удовлетворения человеческих потребностей. Откроем глаза г-ну К. Корганову - русские, американцы, немцы, французы - все это люди с одинаковой физиологией и все они в случае необходимости с удовольствием ходят по малой нужде до ближайшей стенки, если нет туалетов. А туалетов, особенно - бесплатных, в России практически нет. Государственная власть, видимо, считает, что российским дикарям они не нужны, поэтому в государственных учреждениях все туалеты, за редким исключением, - «для служебного пользования»! Посему получаем феномен туземца по К. Корганову.

Из среды таких же высказываний о туземной, т.е. рабской сущности русских является утверждение о склонности русских к унижениям что и выявила А.С. Коновалова в своей диссертации. Она доказывает, что широко распространенным свойством русского человека можно считать склонность к прощению и унижению, компенсирующими вынужденную прилюдность повседневной жизни, отсутствие свободы, новозможность проявить и утвердить себя в противовес среде и минимизацией соприкосновения с окружающим миром. Унижение позволяет человеку нейтрализовать возложение на себя ответственности.

Зачастую исследователи оказывают незание определенной части общества, проявляя свое к ним специфическое отношение. В отношении детей-сирот дается такая их характеристика: «из-за замкнутого круга общения поведение детей-сирот отличается от общепринятого, ведь жизнь на полном государственном обеспечении приучает их к мысли о некоем долге государства и общества перед ними. В результате у них неразвита трудовая мотивация, нет представления о семейных традициях и ценностях, не обладают они и бытовыми навыками, и в конечном итоге большинство из них вырастают социальными маргиналами. К этому можно добавить, что по «данным Генеральной прокуратуры России, через год после выхода из детских домов около 30% бывших воспитанников превращаются в бомжей, 20% - становятся преступниками».

Здесь полностью игнорируется опыт Советского Союза, быстро достигший положительных результатов по борьбе с беспризорностью как социальным явлением. В СССР из беспризорников получались не «социальные маргиналы», а полезные члены общества. По-видимому, дети-сироты современной России также просто не нужны, они не вписываются в слащавую картинку возрождающейся после социализма России.

Показательным для российской научной интеллигенции является отношение к осужденным к лишению свободы, т.е. заключенным. На современный момент, несмотря на предпринятые в последнее десятилетие усилия по реформированию правового регулирования системы наказаний и их назначения, Россия в настоящее время многократно превышает по числу осужденных к лишению свободы соответствующие показатели стран Европы. За период с 1992 по 2007 гг. «тюремное население» России подошло к критической черте - за этот срок были осуждены свыше 15 млн. человек, т.е. каждый десятый, проживающий на территории РФ. Это практически четверть взрослого мужского населения.

Специфическая идеология российской интеллигенции выражается как в самой характеристике среды российских осужденных, представляемых в жутковатом образе первобытных дикарей-каннибалов, так и в способах их перевоспитания: «Преступники, отбывающие наказание в ИУ и не желающие встать на путь исправления, всеми силами стараются сохранить воровские традиции и следовать им.... В этой среде, преследующей «шкурнические» интересы, процветают насилие, грубость, унижение сильным слабого. Прошедшие через нижние этажи иерархии, добившиеся определенного положения в ней, становятся еще более жестокими гонителями новых членов группы.... Указанные традиции по сути дела представляют собой групповое издевательство над личностью вновь осужденного. Как, правило, происходит его жестокое избиение, унижение его человеческого достоинства»1. Но основная идея такого «исследования», откуда взята эта цитата, - перевоспитание осужденных с помощью высшего образования! Такая удивительная для научной мысли идея была успешно защищена в докторской работе по социологии. Эту же концепцию защитила в своей докторской работе и другой исследователь, но уже в области педагогики2.

На мой взгляд, подобные идеи возникают вне действительной реальности пенитенциарных заведений и воспользоваться ими могут лишь единицы. Сама же возможность предоставления такого «образования» зависит от желания администрации. А сотрудничать с ней могут позволить себе не многие осужденные, о чем не могут не знать эти ученые.

Кроме того, насколько высшее образование (даже такое специфическое в местах лишения свободы) спасет от рецидива? Да и кому в этой стране не хватает высшего образования? Другое дело, учили бы рабочим специальностям, они-то востребованы на производстве. Но нет, на этом грантов не заработаешь, не защитишься, да и сама идея не оригинальна.

Но зачем изучать эту действительность? Научная общественность живет в своих мифах о русских и творит же подобные мифы. Это типичная имитация научной деятельности, утвердившейся в современной России. Если бы только ограничивались мифами. Вызывает опасение, то, что в такую имитационную деятельность вовлечено огромное количество людей, организаций, советов. Происходит формирование у аспирантов мифологического сознания, внушение деструктивных установок. Особым показателем выступает полное прекращение занятий наукой защитившихся ученых. Таких лиц - огромное количество в любом вузе и с этим Министерство образования и администрации государственных вузов с недавних пор начинают вести активную борьбу. Толку от такой борьбы будет не много и выльется она в противоположность научной бездеятельности - в научное графоманство. Научное сообщество прекрасно сознает свою ненужность в этом государстве, поэтому и занятия наукой ограничиваются лишь получением научной степени.

Конечно, создание условий для такого алгоритма функционирования российской науки есть следствие информационно-психологической войны, которую уже никто практически не замечает, за редким исключением.

Российская интеллигенция активно принимает участие в распространении своей идеологии через средства массовой информации, искренне считая, что несет так называемое «доброе» в народные массы. При этом демонстративно игнорируется, что только 15% российских печатных изданий принадлежат общественному сектору, причем их тиражи в 120 раз ниже тиражей сервильной и желтой прессы. Исследователи справедливо замечают, что такая пресса выполняет дезориентирующую функцию тем, что преподносит российскому обществу образ человека гедонистического, ориентированного на сугубо личного, связанного с развлечениями, досугом, потребительскими интересами, т.е. обладающего либеральной идеологией.

Рост влияния криминальной субкультуры на общество, романтизация ее архетипов стали сегодня социокультурной реальностью России. Активизировалась преступная идеология, в различные сферы социальной жизни внедряются нормы поведения криминальных сообществ - так называемые «понятия». Героями художественных произведений становятся представители уголовного мира, «бригадиры» и их пособники, возведенные немалой частью современной российской молодежи под воздействием массовой культуры в ранг своих кумиров. Творцами произведений преступная деятельность бандитов романтизируется и преподносится населению как образец для подражания. Такого масштаба распространения криминальной субкультуры, ее архетипов на российском культурном пространстве, глубины проникновения на социум и его культуру, усиления влияния на многие стороны жизни и деятельности страны, Россия не знала на протяжении всей истории своей многовековой культуры. Опасность дальнейшего проникновения криминальной идеологии в сознание российского народа, особенно молодежи, закрепления в нем как руководства к действию, как образа жизни и морали, сегодня поставлена в повестку дня российского многонационального государства и его культуры.

Помимо внедрения идеологии криминала, средства массовой информации создают обстановку, способствующую формированию «пятой колонны» в России. Так, в течение последних десяти-пятнадцати лет средства массовой информации усиленно внедряли в массовое сознание позиции, которые кратко можно свести к следующему: патриотизм (и, прежде всего, патриотизм политической элиты) - это, во-первых, экстремистское, шовинистическое явление, во-вторых, политика изоляции, деградации и, в конечном счете, поражения, в-третьих, проявление каких-то диких атавизмов, чуть ли не первобытных инстинктов, чуждых цивилизованному миру, и, в- четвертых, нечто аморальное, «последнее прибежище негодяя.

Может именно поэтому мы в этой стране никого не интересуем. Мало того, за рубежом русские стесняются жить рядом со своими соотечественниками. В нас уже заложен комплекс неполноценности, дикаря. И эта травма будет сказываться со временем все сильнее. Власть нас просто не слышит, не потому что она «слишком далека от народа», а потому, что она создает только видимость управления. Ни одна социальная проблема за эти последние двадцать лет не была решена полностью. Нас морально готовят к постоянной войне друг с другом, и важную роль в этом разделении российского общества принимает российская интеллигенция.

В оглавление номера