Литературные прибавления к «Контрольному листку», 2015, № 4

Вступительная статья

© Вадим Перельмутер, историк литературы.

Без особого ажиотажа - как должное - происходит нечто уникальное даже по нынешним временам: возникает из небытия творческое наследие писателя, которому при жизни удалось напечатать в журналах всего восемь новелл, полтора десятка статей, несколько очерков (не считая вынужденной - для заработка - поденщины).

Тем не менее в двадцатых - тридцатых годах в московских литературных и окололитературных кругах он был хорошо известен. Его выступления-читки неизменно пользовались успехом. Его прозу ценили Максимилиан Волошин и Александр Грин, Михаил Булгаков и Александр Таиров, Георгий Шенгели и Павел Антокольский. Его пьеса «Человек, который был Четвергом», написанная «по схеме Честертона», в 1924 г. при аншлагах шла в Камерном театре. По его сценариям Яков Протазанов поставил «Праздник святого Йоргена», а Александр Птушко - первый отечественный художественный мультфильм «Новый Гулливер». Его шекспировские штудии покорили Михаила Морозова и сделали автора желанным и постоянным докладчиком в «шекспировском кабинета» ВТО. Его статьи о Бернарде Шоу были переведены на английский... Потом наступило забвение. Книгу, которая закрепила бы его имя в читательском сознании, выпустить не удалось: три попытки расшиблись о цензуру, четвертой помешала разразившаяся война.

В последнее десятилетие жизни он уже не писал ничего, кроме немногочисленных заказных статей и переводов. Однако и сделанного раньше вполне хватит на четыре тома собрания сочинений.

Ограничившись этой краткой оправкой (кто пожелает, сможет куда больше узнать из книг С. Кржижановского), следует, хотя бы конспективно, пояснить, почему предлагаемая вниманию читателей статья появляется в шахматном издании, Дело, разумеется, не столько в теме этой работы, написанной предположительно в 1948 г., сколько в том, что шахматы были для Кржижановского отнюдь не традиционно любительским увлечением. И в жизни его, и е творчестве им принадлежала роль пусть не главная, но весьма существенная. Недаром среди считанных напечатанных прижизненно - «шахматная» новелла «Проигранный игрок», нашедшая в 1924 г. приют в имажинистском журнале «Гостиница для путешествующих в прекрасном», а первой - и долгое время единственной - посмертной публикацией была опять-таки «шахматная»:

«Моя партия с королем великанов» - виртуозно стилизованная «неизвестная глава» из «Путешествий Гулливера».

Есть свидетельства, что Кржижановский был хорошим шахматистом - острым и оригинальным (к слову, именно эти эпитеты обыкновенно применялись и к его прозе). При этом без намека на «дух соревнования»: сам по себе выигрыш партии мало что значил для него. Спортивная сторона шахмат вызывала отношение ироническое: «В течение двух месяцев в 3 пополудни два дурковатых парня (один с наружностью приказчика модного магазина, другой с лицом мясника) садились к шахматной доска - и весь так называемый культурный мир таил дыхание, следя за их игрой, считая схватку деревяшек чрезвычайно важным, в центр культуры включенным делом». И а другом месте: «...Может быть, все, даже победители, умеют лишь проигрывать врем!, на выигрыш своей игры...». Пресловутый вопрос о шахматах - спорт или искусство? - дли. Кржижановского был заведомо недостаточным. ответа не содержал.

Для него шахматы были философской, если угодно, этической моделью мира, который, если вспомнить знаменитую шекспировскую максиму, есть театр.

В них он видел чистое, беспримесное противостояние белого и черного, добра и зла, вечно неустойчивое их равновесие. Изначальное равенство сил и потенциалов нарушается только поступками, то есть ходами. И всякое действие неизбежно вызывает противодействие - подвержен влиянию «черного», чем «на людях», где силы «белого» стремным образом умножаются, недаром «в миру и смерть красна».

И еще. Шахматы – по Кржижановскому – образ мышления, того самого, которое - основной принцип и признак его художественного творчества (и которое характерно для наиболее крупных и оригинальных шахматистов).

Оно отнюдь не абстрактно - оно просто свободно от всего постороннего мысли, ее приключениям и злоключениям. Потому так пристально и сосредоточенно вглядывался Кржижановский в шахматную доску, в эту крохотную сценическую площадку, на которой разыгрывается действие, изначально направляемое рукою режиссера - единого для всего «мира-театра».

В оглавление номера