Контрольный листок, 2014, № 8
Против ЕГЭ
ЕГЭ как инструмент социал-дарвинистской сегрегации и скрытого насилия над детьми
© Алексей Косенко
ЕГЭ вошёл в нашу жизнь и постепенно стал менять наше сознание, и если не рефлексировать эти микроскопические ежегодные изменения, то ситуация в образовании и обществе будет только усугубляться. Этим текстом я попробую отрефлексировать основные проблемы, порождаемые этим экзаменом на конкурентоспособность.
Первая и самая главная проблема — это очень закрытая система подготовки и проведения экзамена ЕГЭ. Понятно, что до самих экзаменов варианты КИМов (контрольно-измерительных материалов) должны быть каким-то образом засекречены, чтобы не происходило утечек в Интернет. Но после того, как экзамены сданы, результаты вместе с КИМами должны быть в открытом доступе, чтобы каждый выпускник, его родители и педагоги могли увидеть, в чём ошибся ребёнок и ошибся ли он или это произошёл какой-то сбой в ключах, по которым идёт компьютерная проверка. Или задания были сложнее, чем те, с которыми до этого встречался ученик в открытом доступе, или, возможно, они были составлены не совсем однозначно или корректно. Однако система настолько закрыта, что КИМы можно увидеть только после нескольких сложных нервотрёпных этапов апелляции, только ученику и его родителю и только в течение нескольких минут — ни сфотографировать, ни выписать вам ничего не дадут. Вы даже не успеете просмотреть все свои ошибки, чтобы что-то понять. При этом конфликтные комиссии (КК) не рассматривают вообще возможность каких-либо компьютерных ошибок, а только дают возможность очень быстро (лимит времени) сверить результаты, отмеченные учеником в КИМах, с результатами обработки. То есть ученик видит, что за те или иные задания ему выставили «+» или «–», или что он правильно перенёс свои результаты в сводную таблицу, но КК отказываются проверить сами задания на наличие ошибок распознавания, ключей или некорректного составления задания, его повышенной сложности (недоступность для понимания учеником в силу того, что задание не школьной, а вузовской сложности, например). Часто среди членов этих комиссий при просмотре КИМов нет специалистов русистов или математиков, историков и других, чтобы они могли быстро, без ключей проверить те задания, за которые ученику выставили минусы и сказать, что это — ошибка ученика или ошибка в ключах, или задание составлено некорректно, не по программе. Видимо, такая закрытость после экзамена позволяет государству лучше скрывать какие-либо нарушения, позволяет демонстрировать ребёнку и его родителям свою власть над ними. Любая власть, если она закрыта и неподконтрольна, будет совершать насилие и нарушать права граждан.
Вторая важная и общая для всех проблема ЕГЭ — это новая форма закрытости, которая начала действовать с этого года. Она лишает выпускников юридической защищённости и нарушает его права в системе сдачи экзамена, обработки результатов и апелляции. Прежде ученик мог пригласить с собой на апелляцию учителя по нотариально заверенной доверенности или согласию родителей на представление интересов ребёнка в КК. С этого года отсекают всех — присутствовать на апелляции разрешено только родителям или опекунам (даже бабушки и другие ближайшие родственники не допускаются). При этом почему-то ссылаются на пункт 1. ст. 64 Семейного кодекса (см. приложение). В итоге, чиновники, оправдываясь заботой о правах детей, написали свой внутренний приказ, согласно которому можно не пускать учителей или других людей по родительской доверенности на апелляцию. Тем самым сами же чиновники нарушают права детей: выпускник, оставаясь один на один перед чужими дядями и тётями, оказывается беззащитным. Это, по-видимому, сделано для того, чтобы лишить учеников прав на защиту и скрыть нарушения при апелляции: на ребёнка легче надавить, легче запугать или просто обмануть, что практикуется в конфликтных комиссиях. Известный и хорошо описанный Салтыковым-Щедриным принцип «держать и не пущать» жив и поныне. Легче совершать насилие над ребёнком, незащищённым взрослыми, в данном случае — учителями.
Третья проблема — это циничный формализм апелляции. Ребёнок приходит в класс к нужному «эксперту», этот «эксперт» предоставляет ребёнку бланки его работы, и сканы этих же бланков, спрашивает, всё ли верно, и просит расписаться в нескольких местах. После того как ребёнок расписывается, ему заявляют, что (цитирую) «согласно протокола процедуры апелляции вам в апелляции отказано». Я смог записать это высказывание, потому что меня случайно пропустили, приняв за родителя. Ребёнок может задавать вопросы, может возмущаться, но ему будут вежливо повторять, что со всеми такое бывает, что нужно смириться, что процедура апелляции соблюдена согласно протоколу. Возможно, это произносится, как заклинание, для того, чтобы в аудиозаписи беседы ученика и эксперта, которая теперь ведётся, было чётко зафиксировано: «Протокол процедуры апелляции соблюдён» (с нас взятки гладки). Так чиновники, возможно, стремятся обезопасить себя на случай каких-либо претензий в последующем. Очень многие дети и их родители после такой отповеди уходят, не зная, что они имеют право написать новое заявление и потребовать ответить на вопросы, на которые не получили удовлетворительных ответов. А это опять элемент закрытости. Умолчать — это же не соврать — так решают члены комиссии, но это просто означает, что у членов комиссии совесть или спит, или отсутствует. Все попытки узнать, кто есть эти эксперты, их реальные должности и звания, натыкаются на вежливый отказ, мол, не ваше дело. Формализм ответственных чиновников — это ещё одна форма насилия, к которой приучают детей и родителей.
Четвёртая проблема — СТРЕССОВЫЕ и иные критические ситуации, вызванные самой порочной системой ЕГЭ — бездушной машиной скрытого насилия над детьми, отчуждённой от живого человеческого участия. Жёсткой, жестокой, но, главное — неотвратимой, как наказание за преступление, которого ребёнок не совершал. Всех выпускников загоняют в прокрустово ложе ЕГЭ, и совершают над ними насилие. Объявление результатов ЕГЭ воспринимается обществом и, конечно же, детьми, как приговор. Недаром государство ввело процедуру апелляции, часто фиговой, потому что это действительно приговор, который осуществляет система под названием ЕГЭ. Приговор пожизненный или, если у человека есть упорство, то на год. Часто по требованию или просто из-за давления высшего начальства некоторые школьные учителя начинают прессовать детей по поводу ЕГЭ ещё с первого пробного экзамена. И это давление-насилие не прекращается даже на апелляции (детям врут, их запугивают). Не ведётся статистика критических ситуаций, а если и ведётся, то она опять же закрыта, засекречена. Что я имею в виду под такими ситуациями: это прежде всего психофизиологический срыв в результате самой сдачи ЕГЭ. Мальчик покончивший с собой в г. Жирновске Волгоградской области в этом году сразу после экзамена, возможно, не справился с психоэмоциолнальной перегрузкой, вызванной тем, что ЕГЭ напоминает русскую рулетку с увеличенным интервалом выстрела: нажал на спусковой крючок, а выстрел произойдёт только через 10 дней. Ждать результата в течение 10–11 дней для некоторых психически неокрепших детей невыносимо — им легче покончить жизнь самоубийством, чем ждать исполнение приговора. Скрыть факт суицида оказалось невозможно, не то что случаи, когда после экзамена ребёнок еле приходит домой и падает с температурой под сорок или с головной болью, или с сердечным приступом, или если у ребёнка вяло текущий подростковый лейкоз переходит в острую фазу. В этом году мой ученик сразу после сдачи ЕГЭ по русскому попал в онкологию, врач сказал, что толчком к обострению послужил стресс; не будь этого стресса, ребёнок мог бы перерасти и сам справиться с недугом без обострения. Нашим начальникам от образования наплевать, если ребёнок, исходно склонный к психологическим отклонениям, вдруг срывается, попадает в больницу или в неприятную ситуацию, или — самое ужасное — кончает жизнь суицидом. Судьбы детей их не волнуют — чиновников интересуют лишь показатели ЕГЭ. Сама система ЕГЭ, как система жёсткого отбора-отсева, безжалостна, равнодушна к судьбам детей.
Пятая проблема — это господство прокрустики (термин введён Станиславом Лемом) вместо педагогики и принципов социал-дарвинизма — выживает сильнейший. Почему я говорю о прокрустике вместо педагогики? — потому что прокрустика всех детей с их индивидуальными различиями по ведущему восприятию (лево-правополушарное), по интеллектуальному, психоэмоциональному, волевому, речевому, физическому и пр. загоняет в одно ложе ЕГЭ, жесткое, компьютеризированное, бесчеловечное, равнодушное к их индивидуальным особенностям и различиям. Прокрустика вместо педагогики появилась не случайно. Политика высших чиновников, отвечающих за образование, исходит из принципов социал-дарвинизма: к высшему образованию будут допущены только сильнейшие, конкурентоспособные или платёжеспособные. Это неизбежно будет вести к сегрегации людей по образовательному признаку. Простой пример: у детей с ведущим правополушарным восприятием в 50% случаев будут те или иные проявления дисграфии. Дисграфия — это неспособность овладеть грамотным письмом и иногда — математикой (всем, что связано со знаковыми системами) или огромные сложности в овладении этими навыками. Значит, если не заниматься с такими детьми, а школа ими не занимается — классы коррекционно-развивающего обучения сократили по стране настолько, что можно сказать, что их уже нет, — то такой ребёнок сдаст ЕГЭ по русскому на грани проходного балла, на границе между двойкой и тройкой. Проблема заключается ещё и в том, что у дисграфиков, даже если с ними много заниматься и сформировать навыки грамотного письма, в ситуации стресса наработанные навыки не срабатывают или отключаются, потому что их ведущее правополушарное восприятие в ситуации опасности (а экзамен воспринимается, как опасность) не позволяет включаться ведомому левополушарному восприятию, которое и отвечает за разворачивание навыков грамотного письма. Это значит, что такие дети на экзаменах по математике и русскому языку поставлены в неравные условия со всеми остальными. Это ещё один элемент сегрегации и неравенства граждан России, в которые их ставит система ЕГЭ.
Шестая проблема — это антигуманная направленность самого ЕГЭ, заключающаяся в том, что ребёнок не имеет возможности повторной сдачи экзамена в случае какого-либо сбоя: такая возможность представляется только через год. Так, если ребёнок на пробном ЕГЭ показал высокий балл, а на реальном ЕГЭ его показатели резко упали, то это симптом того, что что-то прошло не так. Значит, такие дети должны иметь возможность очень тщательного разбора своей неудачи с педагогами и повторного экзамена по желанию самого ученика. Если не захочет, то это его право, но у него должна быть возможность ещё раз попытаться сдать экзамен. В моей практике встречались дисграфики, которые прекрасно сдавали тесты ЕГЭ в домашней и школьной ситуации и даже на пробных экзаменах, но на реальных — в силу особенностей организации их восприятия, зависящего от эмоционального настроя, — допускали больше ошибок, чем в комфортной и привычной ситуации.
Седьмая проблема — система ЕГЭ устроена многоступенчато, а это увеличивает коррупционные возможности. Так за проведение ЕГЭ в нашей стране отвечают: 1 — Министерство образования; 2 — Рособрнадзор; 3 — Федеральный институт педагогических измерений; 4 — РЦОИ (центры обработки информации); 5 — конфликтные комиссии, проводящие апелляции. Я не видел и не знаю всех деталей (вникать в это противно), но тропу, по которой водят «нужных» учеников и родителей за «нужными» результатами, мне случайно показали. И таких троп, я думаю, множество. А это значит, что сегрегация идёт ещё и по моральному принципу: если ты подл, то ты найдёшь «нужную» тропу к подкупу. Сами тропы уже протоптаны.
Восьмая проблема — это волюнтаризм и бесконтрольность ведомств, отвечающих за ЕГЭ — так каждый год министерство может менять планку проходного балла, то поднимая, то опуская её. Ежегодно меняются таблицы пересчёта первичного балла в стобалльную систему — это ещё один своего рода механизм манипуляций. Для чего нужен этот перевод из одной системы в другую? — чтобы манипулировать результатами. Так в этом году ровно за сутки до официальной публикации результатов ЕГЭ проходной балл по русскому языку понизили с 36 до 24 — сразу на 12 пунктов. В Интернете просачивалась информация, что сделано это было из-за того, что при 36 проходных баллах количество двоечников составило бы 30%, то есть каждый третий оказался бы двоечником. Значит, нужно бить тревогу и разбираться, но проще, как это делалось и в прошлые годы, волюнтаристски сдвинуть проходной балл и поменять шкалу перерасчётов первичных баллов. Это наглядная демонстрация современной русской пословицы: ЕГЭ что дышло, куда повернул, туда и вышло.
Подводя итоги: ЕГЭ — это бесчеловечный инструмент насилия и отбора-отсева, основным принципом которого является социал-дарвинизм. И если часть школьной системы строится на социал-дарвинистских принципах, то можно сделать вывод: российская система образования перестала быть гуманитарной и социально ориентированной, особенно жестока она в отношении учеников, испытывающих трудности с обучением.