«Контрольный листок»: образование, культура, общество

Актуальность исследования определена существующей проблемой неравенства в городских сообществах. Город – это образ человеческой жизни и способ существования культуры, которая и определяется в качестве городской. Город представляет собой социально-пространственную форму существования общества, вещественно и социально организованную среду жизни, определенную социальную общность. Город развивается как по законам взаимоотношений больших групп, так и по законам, которые находятся в поле зрения разных отраслей наук и сфер жизнедеятельности, таких как: архитектура и градостроительство, экономика, культурология, экология, этнография, политология, история, география и т.д. Каждая из сфер обеспечивается знаниями из соответствующей научной дисциплины теоретического или прикладного направления.

Город - зеркало, в котором отражаются и фокусируются все основные культурные процессы, происходящие в обществе. Кроме того, город добавляет свои специфические проблемы, которыми занимается целый комплекс наук урбанистического профиля. Являясь сложной системой организации человеческой жизнедеятельности, город должен изучаться в рамках междисциплинарных исследований. Как в зарубежной, так и в отечественной науке сложилась определенная традиция, которую уже можно определить как - «философия города», «история города», «антропология города», «культурология города» и «социология города». Это еще раз доказывает повышенный научный интерес не только к собственно городу, как сложной системе, но и к процессам, происходящим внутри города.

Город - это не просто населенное место, где функционирует промышленность, торговля, находятся учреждения власти, «а живой организм со своей историей, расцветом и увяданием, болезнями и возрождениями или даже сверхорганизм, нечто подобное личности с ее душой, лицом и судьбой»[1].

Социально-экономический подход к изучению городского пространства дает возможность определить, что, например, в политике советского государства город не рассматривается как самоорганизующаяся система, а только как административный и промышленный центр, население которого должно обеспечивать задачи экономики и политики, любая самоорганизация в городе пресекалась, все сферы жизни города пытались поставить под централизованный контроль. Большие города развивались по пути присоединения к ним рабочих слобод, которые представляли несколько иные общности, имели свои обособленные связи, не включенные в сети города.

«Рост больших городов - тенденция урбанизационного процесса в советское время. О.И.Шкаратан отмечает, что опережающий рост крупных городов объясняется тем, что ведомства были заинтересованы пользоваться имеющимися инфраструктурами, а не платить за развитие новых. В результате этого крупные города оказались перенасыщенными рутинными производствами, а пространство страны представляло огромные малонаселенные территории с огромными узловыми центрами»[2].

Процессы 30-40-х годов в развитии большого города продолжились в 60-80-е, когда началась новая волна миграции из села и небольших городов в связи с ликвидацией «неперспективных деревень» и поселков, интенсивным разрушением деревни в результате механизации, химизации, мелиорации и т.д.

Кроме того, «в эти же годы проходит разрастание большого города за счет включения в него групп территориально сближенных поселений (25-30 км), что, создает возможности маятниковой миграции и приводит еще больше к размыванию социального ядра города»[3]. Постоянный приток в город людей, особенно молодежи, другой, скорее поселковой, местечковой культуры, которые воспринимают культуру большого города как чуждую им среду, также неоднозначно влияет на социокультурные возможности города.

В целом можно сказать, что советская урбанизационная политика игнорировала город как саморазвивающуюся систему и человека как важнейшую ценность. Можно также отметить, что у городского российского сообщества отсутствуют навыки самоорганизации, самоуправления, «оценка населением своих возможностей повлиять на ситуацию в своем городе пессимистична. Господствующие в среде населения ценности не позволяют надеяться на скорое самостоятельное рождение местного самоуправления»[5]. Было бы слишком опрометчиво оценивать социокультурную ситуацию в большом городе как угрожающую взрывом, реальным социальным расколом, но и игнорировать такие процессы, которые создают условия для роста девиантности, тоже нельзя.

Одна задач, которая стоит теперь перед российской социологией в большом городе - подробно исследовать все социокультурные процессы большого города, иметь как можно больше конкретной и достоверной информации, а затем вместе с органами управления, если они в этом заинтересованы, разрабатывать конкретные меры, которые могли бы преодолевать нарастающие деформации и рост девиантности.

Происходящие в современной России изменения во всех сферах жизни однозначно квалифицировать нельзя: с одной стороны, налицо крупные преобразования политической, экономической, культурной жизни общества, с другой стороны, не достигнуто самое главное - не созданы человеческие условия для развития личности, не обеспечены ее права и безопасность, значительная часть населения влачит нищенское существование, в стране господствует правовой беспредел, продолжаются межнациональные конфликты и т.д. В экономическом секторе, весьма далеко до цивилизованных рыночных отношений.

Последствия реформ пока никоим образом не соответствуют сделанным ранее заявкам со стороны либеральных демократов: в стране налицо резкий социальный дисбаланс, поляризация доходов, интересов и стереотипов поведения; небольшая кучка людей обладает почти 90% национального богатства страны, в то время как многомиллионная масса населения не способна свести концы с концами.

Существуют разные подходы к изучению городской сегрегации и в соответствии с этим разные трактовки понятия сегрегации. «Сегрегация понимается одновременно как результат социальных препятствий в выборе места жительства и как социальная иерархия городских пространств, заключающаяся в неравномерном распределении общественных благ»[6].

Проблема сегрегации и локализации бедности особенно актуальна сейчас в средних городах, где чрезвычайно сужены возможности для смены работы, получения дополнительных приработков, занятия бизнесом. Наибольшие трудности выпадают на долю монопрофильных городов: кризис единственного градообразующего предприятия способствует «сжиманию» города. Население, лишившись работы, уезжает, городская среда деградирует. Обычный для российских городов слободской характер расселения усиливает сегрегацию. В категорию риска в первую очередь попадают менее образованные и менее квалифицированные работники советских поколений, всю жизнь проработавшие на одном предприятии. Как пишет Л.Гордон, «психология и ценности кадровых работников, прежде облегчавшие им жизнь, становятся препятствием их адаптации в новых условиях»[7].

Макс Вебер решающим признаком города называл наличие того, что горожане «в своем большинстве живут не земледельческим трудом, а торговлей и промышленностью»[8]. Поэтому феномен содержания в городе огорода рядом с домом не раз привлекал внимание исследователей. Появление огорода в городе в процессе урбанизации - явление вполне объяснимое. Это может происходить как за счет поглощения городом сельской территории, так и за счет поведения мигрантов из деревни. Последние «имеют меньше способности к ассимиляции и пытаются создать по переезде в город комфортный мир, подобный оставленному ими в деревне»[9]. Однако в советской действительности появление огородов можно объяснить, скорее, не воссозданием «крестьянского мира», а вынужденной для большинства населения стратегией выживания. По мере превращения «деревни» в «городскую рабочую окраину», с повышением благоустройства района происходит вытеснение подсобных хозяйств.

Эта практика характерная для мира бедности, в котором, по словам П. Бурдье, «нехватка времени столь слабая, а нехватка материальных благ столь сильная», что «ему ничего не остается иного кроме как тратить свое время без счету, транжирить время, ибо только оно лишь и имеется в изобилии»[10]. Как показало исследование, огород чаще всего держат одинокие старики, многодетные семьи, которые этим огородом живут. Считается, что именно огород не дает оказаться своим хозяевам за чертой бедности. Это иная практика, отличная от «дачной», более благополучной, более изученной и озвученной, что соответствует высказыванию У. Бека о том, что «новая бедность затаивается в молчании и растет в нем»[11].

Обратимся к определению города, сделанному М.Вебером: «С точки зрения социологической, город представляет собой селение, т.е. жительство в тесно друг к другу примыкающих домах, составляющих настолько обширное населенное место, что взаимное личное знакомство жителей друг с другом, отличающее соседскую связь, в нем отсутствует»[12]. С этой точки зрения, «деревня в городе» - это феномен консервации патриархального образа жизни, который вызывает ностальгию у тех, кто этот район покинул.

Особая сторона трактовки феномена «деревня в городе», как уже было сказано, - приписывание ему особых этических ценностей, когда город - это зло, соблазны, наркотики, а деревня с ее огородами олицетворяет собой трудолюбие, чувство ответственности, все то, что можно определить как честную бедность. В рассказах информантов наличие огорода при доме расценивалось как некий оберег, прививающий ценности, ушедшие из повседневной городской жизни. Учителя единственной школы подчеркивают трудолюбие своих детей, которые в отличие от городских имеют массу обязанностей по дому (имеется в виду частный дом без удобств), по огороду. Феномен «деревня в городе» при этом принимает иную форму вербализации - «не городской», «не город».

Понятие «не город» включает в себя и негативную оценку района, как неудобного, удаленного от центра, связанного с массой бытовых трудностей. Однако центральной при анализе сегрегации является дихотомия «свои - чужие». Первоначально эта дихотомия проговаривалась как «город - не город», хотя слишком большим упрощением было бы связать эту дихотомию с еще одной оппозицией «коренное население - мигранты» или «горожане - мигранты». Размышляя над сходным феноменом, К. Герасимова и С. Чуйкина ссылаются на П. Бурдье, отмечающего наличие у выходцев из беднейших слоев общества «вкуса к необходимости». «Этот вкус проявляется, когда исчезают структурные условия, обуславливающие скромные (не от хорошей жизни) потребности, и появляется возможность более разнообразного потребления. В таких ситуациях люди, имеющие определенную потребительскую диспозицию, отказываются от вновь появившихся возможностей»[13].

Ив Графмейер, размышляя над проблемой сегрегации, отмечает, что изменение места жительства может стать причиной более или менее серьезного нарушения связей в жизни горожан, «поскольку они далеко не в одинаковой степени способны примириться с утратой своих старых связей, равно как и завязать отношения в новом соседском окружении»[14].

Притягательность равенства в бедности описывает и Э. Гидденс: «Семья, живущая в небольшом доме в бедном районе, где большинство находятся в таких же условиях, будет чувствовать себя менее обездоленной, чем те, кто живет в таком же доме в богатом квартале, в котором большинство домов гораздо больше и богаче»[15]. Но в отличие от добровольности выбора богатых, бедные выбирают в условиях, не предполагающих выбора. Таким образом, «добровольность» сегрегации не меняет ее социальной сущности. Риски сегрегации в литературе принято относить к скрытым»[16]. Употребление понятия «новая сегрегация» акцентирует внимание на том, что эти латентные риски становятся все более очевидными.

1.Сегрегация как локализация неравенства - процесс не новый, она была и раньше. Но вместе с ней были попытки - пусть и не совсем удачные - регулировать пространственную неоднородность, плановым образом сглаживать существующую дифференциацию городов и регионов (как пример, попытка «ликвидации противоречий между городом и деревней»). Рыночный механизм регулирования экономики усугубляет дифференциацию. Появляются центры быстрого развития (чаще крупные города), а прежние «плановые» центры развития стабильно деградируют, поскольку рыночно невыгодны. Сжимающиеся города - пример такой сегрегации, когда целые территории становятся зонами бедствия, концентрируя в себе бедность, разрушающуюся городскую среду, экологические и социальные проблемы.

2. В настоящее время, с одной стороны, можно наблюдать процесс сжимания города, теряющего вследствие радикальной экономической трансформации население и инфраструктуру. С другой стороны, акцент исследовательского интереса перемещается с процесса сегрегации «районов неуспешности» в стагнирующих городах на деградацию среды таких городов в целом. Различия в качестве жизни населения «успешных» и «неуспешных» городов быстро возрастают. Истоки новой сегрегации российского социального пространства, как показало исследование, в особенностях истории конкретных городов в последние десятилетия. Она, в первую очередь, связана с дефицитом ресурсов развития. Из латентных риски новой сегрегации становится настолько очевидными, что при сохранении существующих тенденций в перспективе можно будет говорить о сегрегации и более крупных территорий.

[1] Трушина Л.Е. Культурология города как самостоятельная дисциплина/ Л.Е.Трушина// Формирование дисциплинарного пространства культурологии. Материалы научно-методической конференции. 16 января 2001 года, Санкт-Петербург. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество. Серия «Symposium». Выпуск 11. СПб. 2001. - С.209-210

[14] Графмейер И. Социологические исследования города // Журнал социологии и социальной антропологии, 1999. Т.II. Специальный выпуск «Современная французская социология» «La sociologie française contemporaine». - С.164.