«Контрольный листок»: образование, культура, общество - Олимпийские игры и политический протест

Одним из основополагающих принципов современного олимпийского движения, разработанных его создателем бароном Пьером де Кубертеном (является принципиальное и жёсткое, под угрозой серьёзных санкций, отграничение политики от олимпизма. Согласно Олимпийской хартии, игры «…объединяют спортсменов-любителей всех стран в честных и равноправных соревнованиях. По отношению к странам и отдельным лицам не допускается никакой дискриминации по расовым, религиозным или политическим мотивам».

В то же время сам де Кубертен не отрицал, что стремится возродить Олимпийские игры не только с общечеловеческой целью преодолеть национальный эгоизм и сделать вклад в борьбу за мир и международное взаимопонимание, но и по сугубо национальным политическим мотивам. Он ставил вопрос так: «Германия раскопала то, что осталось от древней Олимпии. Почему Франция не может восстановить былое величие?». По мнению де Кубертена, именно слабое физическое состояние французских солдат стало одной из причин поражения французов во франко-прусской войне - и Олимпийские игры были призваны, по его замыслу, изменить положение с помощью улучшения физической культуры французов.

Такой дуализм, изначально заложенный в олимпийскую концепцию, не мог не получить дальнейшего развития и не стать одной из наиболее актуальных и пока не разрешимых проблем мирового спорта. С повышением уровня популярности и международного веса Олимпийских игр последние оказались ареной соперничества не только самих спортсменов и даже не только их национальных сборных, но государств и групп государств за мировое признание и влияние. Спортивные рекорды, успешные выступления соответствующих сборных на олимпиадах, безупречное проведение очередных игр и даже само право на проведение последних стали инструментами увеличения международного политического авторитета стран.

Одним из неизбежных следствий развернувшейся и продолжающейся по сей день вокруг и внутри Олимпийских игр межгосударственной политической борьбы стали и различные способы публичной демонстрации отношения к тем или иным государствам или группам государств (в том числе и со стороны самого Международного олимпийского комитета (МОК)), стремления уменьшить их вес и влияние или их принципиального политического непризнания как таковых. Подобные акты называют политическими протестами.

Публичная демонстрация политического протеста была свойственна Олимпийским играм фактически изначально. Первые подобные случаи имели место уже на IV Олимпиаде 1908 года в Лондоне, когда впервые было решено организовать церемонию открытия в виде шествия 18 команд под своими государственными флагами. Действо обернулось конфузом. Во-первых, поскольку Великое княжество Финляндское являлось частью Российской империи, Россия, впервые участвовавшая в Играх, но отказавшаяся участвовать в церемонии открытия, помимо этого запретила параллельно выступавшей на Играх сборной Финляндии выступать под финским национальным флагом. Финны предпочли бойкотировать навязываемый им российский триколор и идти без флага вообще.

Во-вторых, атлеты США оказались оскорблёнными, когда увидели, что на украшенном флагами стадионе Уайт-Сити, где проходило открытие Игр, вместо американского (и шведского) флага по ошибке присутствуют китайский и японский (ни Китай, ни Япония в Играх 1908 года участия не принимали). Поэтому спортсмены США в нарушение международной традиции приопускать флаг перед главой государства в знак почтения — в данном случае перед британской королевской ложей, где находился Эдуард VII, — демонстративно не стали. Капитан команды США Мартин Шеридан заявил: «Этот флаг не опускается ни перед одним земным монархом!»

Первый случай сознательно организованного олимпийского бойкота государств по инициативе МОК произошёл в преддверии VII Олимпиады в Антверпене в 1920 году. По официально объявленным политическим мотивам — в качестве наказания за развязывание Первой мировой войны — на Олимпиаду не были приглашены спортсмены Германии и её стран-союзниц.

Кроме того, организаторы Игр демонстративно проигнорировали наличие Советской России, предпочтя вплоть до середины 1930-х годов считать российскими представителями в МОК эмигрантов прежнего царского режима — в частности, князя Льва Урусова. МОК оставил без внимания ходатайство Главного управления Всевобуча РСФСР о допуске на Игры восьми спортсменов РСФСР. Официальной причиной отсутствия официальной реакции на советский запрос было указано непризнание Советской Россией финансовых обязательств прежнего режима, из чего логически следовало отсутствие преемственности. Из мемуаров идеолога и организатора современных Олимпийских игр, председателя МОК барона Пьера де Кубертена известно, что член МОК Лев Урусов в 1920-х годах разрабатывал проект параллельного и равноправного участия сразу двух сборных России — советской и эмигрантской. Несмотря на благосклонное отношение к идее де Кубертена, она осталась без одобрения со стороны Международного олимпийского комитета.

В ходе подготовки к следующим VIII Олимпийским играм в Париже в январе 1924 года при посредничестве Французского рабочего спортивно-гимнастического союза оргкомитет парижской Олимпиады передал в Высший совет по физической культуре РСФСР официальное приглашение СССР на Игры. Однако на сей раз последовал отказ уже с российской стороны. В СССР и в странах Европы в противовес «буржуазным» олимпиадам возникли «рабочие» спортивные интернационалы и развилось альтернативное, во многом похожее на олимпийское, пролетарское спортивное движение — спартакиады.

Первый олимпийский бойкот носил необычный обоюдоострый характер. При подготовке первой послевоенной Олимпиады в Амстердаме (1920 год) МОК демонстративно проигнорировал существование советского спорта. Членом МОК для России оставался эмигрант, князь Леон Урусов. Классика бойкота – «демонстративное игнорирование существования неугодного объекта». Объяснить позицию олимпийских руководителей нетрудно. Кубертеновское «О спорт, ты – мир» уж никак не согласовывалось с призывами использовать спорт в подготовке всемирной пролетарской революции.

К 1924 году страсти пошли на убыль. Российская Федерация начинала налаживать международные связи. А Пьер де Кубертен стремился усилить роль олимпийского спорта в новом послевоенном мире. В числе проектов, заинтересовавших барона, оказалось неожиданное предложение князя Урусова. В книге мемуаров Кубертен упоминает: « Наш коллега князь Леон Урусов, бывший дипломат, сообщил, что его соотечественники разделены на две группы, и просил предоставить равные права на участие в Парижских играх и советским командам, и спортивным клубам эмигрантов».

Замечу, что эмигрант Урусов был не только дипломатом. Князь – чемпион России по лаун-теннису (1908 год), до революции - активный организатор российского спорта. Особенности нового, «красного спорта» князю были известны. Спортивные организации входили в структуру всевобуча, Управления всеобщим военным обучением.

В 1919 году последовало ленинское указание: «Первое – очистить ряды всевобучистов-физкультурников от враждебных, чуждых элементов». К числу подозрительных и чуждых относились все активисты дореволюционных спортивных клубов. В 1921 году был в первый раз арестован член МОК от России Георгий Дюперрон.

С какой же целью Леон Урусов предлагал провести в Париже встречу соотечественников? Возможно, бывший дипломат предполагал, что подготовка к Олимпиаде охладит классовые страсти в российском спорте. Наверняка, востребуются те, «бывшие». К инициативе Урусова члены МОК отнеслись равнодушно. Но князь стоял на своем.

В январе 1924 года Высший совет физической культуры РСФСР при посредничестве Французского рабочего спортивно-гимнастического союза получил приглашение оргкомитета Парижской олимпиады. Дудки, господа! Пришло время для ответного бойкота! Приглашение решительно отвергли. Затем последовало обвинение МОК в дискриминации временно отстраненных от участия в играх стран агрессоров мировой войны - Германии и ее союзников.

Берлин был избран местом проведения очередных XI Олимпийских игр в 1931 году — во времена Веймарской республики и за два года до прихода к власти в Германии нацистов. В 1933 году по инициативе Американского атлетического союза стал всерьёз обсуждаться вопрос о переносе Олимпиады из столицы Третьего рейха в другую страну.

1 апреля 1933 года в городах нацистской Германии был организован общенациональный однодневный бойкот еврейских фирм и магазинов. Фашизм нагло и откровенно приступил к наведению в стране «нового порядка». Затем либеральные газеты сообщили о начавшемся исключении евреев из кандидатов в олимпийскую сборную Германии. Президент МОК Анри де Байе-Латур потребовал объяснений. Ответ оргкомитета Игр граничил с издевательством: «Спортсмены - евреи будут в достаточной мере представлены на Олимпийских играх».

На деле происходило выдавливание евреев из всех спортивных организаций. Методы разнообразны: лишение гражданства, недопуск к соревнованиям, провокации во время тренировок. О предолимпийской фашистской «чистке» в немецком спорте возмущенно писала мировая пресса. В том же году Американский атлетический союз поставил вопрос о переносе игр из Берлина. Последовал запрос Президента МОК в адрес председателя оргкомитета Берлинской Олимпиады. Тон ответа свидетельствовал о том, что деятельностью Риттера фон Хальта явно руководило пропагандистское ведомство Геббельса: «Если антигерманская пресса призывает вынести внутригерманские дела на олимпийский уровень, то это достойно всяческого сожаления и демонстрирует недружественное отношение к Германии в наихудшем из возможных вариантов... Германия находится в самом разгаре национальной революции, которая характеризуется исключительной, невиданной прежде дисциплиной. Если в Германии и раздаются отдельные голоса, направленные на срыв Олимпийских игр, то они исходят из кругов, не понимающих, что такое олимпийский дух. Эти голоса не следует принимать всерьез».

Причиной призыва к бойкоту игр 1936 года было не только начало антисемитских выпадов. На олимпийскую претендовал расизм. Комментируя итоги Игр в Лос-Анджелесе, гитлеровская газета «Фелькишер беобахтер» писала: «Неграм нечего делать на Олимпиаде... Сегодня, к сожалению, нередки случаи, когда свободный человек вынужден оспаривать пальму первенства у подневольного чернокожего, у негра. Это беспримерное оскорбление и бесчестье для олимпийской идеи. Древние греки перевернулись бы в гробу, если бы узнали, во что превратили современные люди их священные национальные Игры... Следующие Олимпийские игры состоятся в 1936 году в Берлине. Мы надеемся, что лица, занимающие ответственные посты, знают, в чем состоит их долг. Черные должны быть отлучены. Мы ждем этого».

Однако в Париже в июне 1936 года состоялась Международная конференция в защиту олимпийских идей, громко объявившая о несовместимости олимпийских принципов и факта проведения Игр в тоталитарном расистском государстве. Участники конференции обратились ко всем людям доброй воли, разделяющим идеи олимпизма, с призывом о бойкоте Олимпиады в Берлине. Следом в США в Нью-Йорке был создан Совет борьбы за перенесение Олимпиады из Берлина в Барселону.

Впрочем, германская сторона тоже не сидела сложа руки. После демарша МОК с берлинских улиц были убраны антиеврейские лозунги и объявления. В Рейх для личного ознакомления с состоянием германской физической культуры и массового спорта и ходом подготовки к Играм в августе 1935 года был приглашён недавно ушедший в отставку Почетный президент МОК Пьер де Кубертен. Он был настолько очарован увиденным, что собирался завещать Третьему рейху права на свои книги (более 12 тыс. страниц текста) и выступил с яркой речью по государственному радио Германии, в которой, в частности, назвал Гитлера «одним из лучших творческих духов нашей эпохи».

После парижской конференции противников берлинской Олимпиады и последовавших действий США МОК направил в Берлин специальную проверочную комиссию. Однако её члены в итоге также не усмотрели ничего, «что могло бы нанести ущерб олимпийскому движению», а глава комиссии, президент НОК США Эвери Брендедж сделал публичное заявление о том, что бойкот — это «чуждая духу Америки идея, заговор в целях политизировать Олимпийские игры», а «евреи должны понимать, что они не могут использовать Игры как оружие в их борьбе против нацистов».

Любопытно, что большинство чернокожих атлетов США поддерживали берлинские Игры, считая, что полноценность своей расы разумнее продемонстрировать непосредственно на олимпийских стадионах. Они не ошиблись: звездой Олимпиады стал, например, негр Джесси Оуэнс, завоевавший четыре золотые медали. При этом три из четырёх его результатов были превзойдены лишь в 1964 году.

В Берлине Гитлер не демонстративно не поздравил ни одного спортсмена-негра. И Оуэнс никогда об этом не забывал. И в то же время он осознавал, что разница между высокомерием Гитлера и расовой дискриминацией в США непринципиальная. Официальное признание к Оуэнсу пришло через 40 лет, когда президент США Дж.Форд торжественно принял его в Белом доме и вручил «Медаль Свободы». А после возвращения из Берлина Дж. Оуэнсу пришлось перебиваться случайными заработками на неквалифицированных работах.

Олимпиада в Берлине прошла без каких-либо эксцессов, строго по намеченному плану и с небывалым размахом, а германские спортсмены заметно обогнали сборную США по наградам: государства с диктаторскими формами правления или тотальной политизацией всей общественной жизни способны подготовить сильную спортивную команду. По количеству золотых, серебряных и бронзовых медалей Германия превзошла все остальные страны-участницы, а сборная Италии, союзницы Рейха, первенствовала в футболе.