|
Безбумлит, 2013, № 2
М. Владимиров. Остров зеркального отражения
ПОЧЕМУ ОН НЕОБИТАЕМ?
Лежит скелет без мыслей и чувств,
Обтянутый жесткой кожей,
На человека, на зверя, на куст
Совсем уже не похожий.
Над ним планеты идут в спираль
И крутится мирозданье.
Ему чужды и смех и печаль,
Истлело его сознанье.
Жёлтый череп торчит, как пень,
Среди большой Вселенной.
Ему безразличны и ночь и день
В нем стало все неизменно.
Что он делал и был он кем
Не имеет значенья.
Теперь он слеп, и глух, и нем,
Как до рожденья.
Вилли Паттерн
Остров был что надо! Невысокая, не выше трехсот футов, гора, покрытая густой растительностью, омывалась прозрачными водами лагуны, закрытой с двух сторон коралловыми рифами. Но вход в нее свободен, и небольшое судно могло войти в бухту без затруднений.
Джонни поставил свою палатку у ручья, стекавшего со скалы, близко от берега. Он честно выполнял условия - высадился на берег безо всяких продовольственных запасов, что было удостоверено письменно капитаном «Торнадо». Поэтому о пище следовало позаботиться немедленно. Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
Сначала - плоды. Джонни вошел в лес. Он захватил тесак, предполагая, что придется прорубаться сквозь заросли. Зарослей не оказалось. Прямые стволы деревьев стояли не так уж часто. Солнечные лучи пробивались сверху, в лесу было просторно и тихо. Лес подымался в гору не спеша.
Очень тихо. Птицы не поют. Они молча перелетают с ветки на ветку. Под ногами мягкая трава необычного красноватого оттенка. Джонни видел уже тропическую растительность в Папуа; лианы, орхидеи, бананы, хлебное дерево. Здесь ничего этого не было. Странный лес.
Полезно было бы получше знать ботанику. Что-за деревья? Интересная кора - прямо как рыбья чешуя. А где же фрукты?
Пройдя еще сотню ярдов, Джонни наткнулся на группу невысоких деревьев с желтыми плодами, похожими на груши. Можно ли их есть? Вот уж не хочется с места в карьер испортить желудок!
Он сорвал несколько плодов. Плоды мягкие и клейкие. Один из них был объеден, - на рыжей мякоти виднелись следы мелких и острых зубов.
«Ну уж если какая-то белка их ест, то и мне можно».
Он содрал ножом кожуру и надкусил плод. Вкус его был странен. Чуть-чуть кисловатый, как у жевательной резинки с лимонным соком, достаточно долго пробывшей во рту. Неважный фрукт. Предпочел бы хороший ананас!
Но других плодов не оказалось. Джонни набил рюкзак клейкими грушами и пошел дальше. Тишина действовала ему на нервы.
Он остановился и стал осматриваться. Все-таки лес какой-то особенный. Надо понять, в чем дело.
Краски необыкновенные. Трава красноватая, а листья большинства деревьев и кустарников почему-то с синим оттенком.
Он сорвал листок и подивился его форме. Длинный, покрытый щетинками лист попеременно суживался и расширялся. И пиявок здесь нет. Как они падали за шиворот в Папуа! Ну и гадость! И муравьи. И комары, и мухи.
Джонни вдруг понял, что его еще никто не укусил. Между тем мелкие насекомые кружили над головой с еле слышным жужжанием. На ветку рядом села бабочка совершенно черного цвета.
Удивительная бабочка! Сколько у нее крыльев? Что-то много.
Бабочка отличалась от обычной так же, как специально выведенный махровый цветок отличается от своей дикой формы.
Джонни накрыл бабочку пробковым шлемом. Извлек ее и стал рассматривать. Ничего подобного он никогда не видел. Тело у бабочки было жесткое, как надкрылья жука. Довольно крупная, с размахом крыльев дюйма в три. Четыре ножки. А крыльев - шесть!
Насекомое вдруг сильно двинулось в его пальцах, и Джонни почувствовал болезненный укол. Он выпустил бабочку, она взлетела вверх и исчезла.
Бабочка - и кусается! Надеюсь, она не ядовитая.
Джонни выругался и стал сосать укушенный палец, Боль прошла быстро.
Однако настроение испортилось, и он пошел назад. На берегу царил покой. Дул ветерок с моря. Все здесь казалось привычным и обыденным. Торчало несколько пальм, похожих на кокосовые. Только орехи висели чертовски высоко.
«Отсутствие комаров и пиявок меня не огорчает. Но есть-то все-таки надо!»
Он закинул спиннинг с зеленой блесной и стал накручивать катушку плавно и спокойно, как учил его старик Портер. Леску сильно дернуло, и удилище изогнулось. Первые две рыбы сорвались еще в воде. Потом Джонни вытащил рыбину основательного размера и веса. Рыба ли это? Она была голубая, как бирюза, длиною фута в два. Узкое тело, а вместо плавников странные выросты, похожие на конечности животных. По три сверху и снизу. Они заканчивались почти прозрачными перепонками, натянутыми между тонкими отростками. Ну и ну! Чего только не увидишь в тропических водах!
Существо было лишено чешуи. Просто тонкая кожа, мягкая, как у лягушки. Джонни решил попробовать. Он выпотрошил голубого монстра; кости мало отличались от обычных рыбьих костей, мясо оказалось розовым, как у форели.
Джонни был очень голоден. Он развел костер и сварил суп. Суп получился неважный. Напоминал скорее овощной, чем рыбный. Он проглотил кусок рыбы совершенно безвкусный. Меню прескверное. Ничего, не пропадем. Найду что-нибудь поинтереснее.
Джонни почувствовал усталость и решил прилечь в палатке. Жара и мерный плеск прибоя быстро усыпили его. Когда он проснулся, было уже совсем темно.
«Вот первый день и прошел. Через двадцать девять дней за мной приедут. Зверски есть хочется. Придется потерпеть до завтра».
Ночь безлунная, звезды отражаются в спокойной воде лагуны. Коралловый песок на берегу светится зеленоватыми бледными пятнами. Это еще что такое?
«Это» оказалось множеством длинных белых червей, медленно ползавших по берегу. Они светились, как гнилушки.
Джонни стало не по себе. Черное небо, черная вода, черная растительность. Беззвучная вода, беззвучная растительность. И светящиеся черви.
А там, на другом конце света, огни реклам, шум моторов. И зажигательный грохот джаза. А он здесь один, совсем один - с червями. Вот что такое необитаемый остров. Он дорого бы дал за то, чтобы услышать своих голубей за окном.
И в воде тоже проплыло какое-то светящееся существо. Фосфоресцирующий след держался, несколько секунд, потом рассеялся.
На следующий день ему удалось найти несколько орехов под пальмой и выудить какую-то рыбину более привычной формы. Но и эта снедь оказалась начисто лишенной каких-либо вкусовых качеств. Как будто он бумагу жевал. Никаких крабов, никаких съедобных моллюсков. Джонни непрерывно ощущал голод.
Зато вода в ручье была холодная и вкусная. И, как выяснилось, купанье в лагуне лишено риска. Акул не было. Противные черви исчезли при свете солнца.
Второй поход в лес принес мало нового. Джонни нашел какие-то синие ягоды, чуть горьковатые, как будто съедобные. Летали черные бабочки, а вместо жуков ползали четырехногие существа с мягким телом, покрытым волосками. И опять никто его не укусил - ни комар, ни муха.
Укусила его змея. Он наступил на нее, и она вонзила ему в ногу выше щиколотки острые зубы. Змея была короткая и толстая, сера», с округлыми фиолетовыми пятнами. Укусила и скрылась с недостижимой скоростью.
Холодный пот выступил у Джонни на лбу: он смертельно испугался. Большая треугольная голова - несомненно ядовитая змея.
Джонни разодрал рубашку и наложил на ногу жгут. Скрипя зубами от боли и ругаясь, исполосовал ранку ножом - кровь потекла струей.
Через несколько минут ему стало совсем худо, в глазах помутилось. Он опустился на траву и стал ждать конца. В его сознании калейдоскопически закрутились Бэсси, шеф, матрос Уату. «Плохой птица, плохой рыба», вспомнилось ему. Сколько ног у бабочки? Теперь он знал - четыре. А зачем это знать? Он умрет. Он был идиотом, зачем он поддался на провокацию!
Джонни страстно захотелось задушить Хогланда - этого сентиментального пророка. Потом он стал громко кричать, звать на помощь, несколько раз выстрелил из двустволки.
Между тем дурнота прошла так же быстро, как началась. Нога болела здоровой, нормальной болью - от порезов. Кровь почти остановилась. Неужели спасен?
Действительно, яд не подействовал. Еще не веря своему счастью, Джонни почувствовал прилив гордости: он не растерялся, сделал все, что надо, спасся сам, без чьей-либо помощи. Будет о чем написать! Хорошего настроения ему хватило до конца дня. Несмотря на голод.
Ночью шел дождь, и утром гора и лес как бы дымились. Джонни подстрелил птицу с черным оперением, отдаленно напоминавшую обычную галку. Но клюв у птицы был розовый с синими пятнышками. И в клюве - зубы. Острые и мелкие.
Птица была не такая . И растительность, и рыбы, и насекомые, и черви все не такое . Странный остров...
Джонни вдруг ощутил зловещее значение красной травы, зубастой птицы, не кусающихся насекомых. Все было предельно чужим.
Но хуже всего с пищей. И плоды, и рыба, и птица неизменно оказывались безвкусными, похожими на резину, бумагу, опилки. Он был непрерывно голоден. Болел живот, стучало в висках. Он много спал, и во сне к нему являлись странные существа - полинезийские боги с мягкими телами, покрытыми волосами.
«Как их называл Уату? Не помню. Мистика какая-то. Я же ни во что не верю. Ни в бога, ни в черта. Но это место - дьявольское. Неужели я боюсь? Привидений что ли? Этот тип, Хогланд, не растерялся бы. Наверное, тут есть по-настоящему съедобные растения; только я их не знаю. Еще двадцать пять дней. Не так уж много».
На шестой день чувство голода притупилось. Джонни пошел в лес, решив пересечь остров. Ранее он уже обошел его вокруг.
Он шел медленно, опираясь на палку. Чувствовал слабость. Но нога совсем поправилась, ранка зажила на удивление быстро.
Он прошел через просторный лес. Наткнулся на скальные обнажения. Потом путь ему преградил густой кустарник. Он попытался его обойти и, действительно, это удалось сделать. Обходный путь потребовал элементарного скалолазания. Невзирая на слабость, Джонни поднялся по довольно пологой скале футов на тридцать и оказался у гребня. Он перелез через него и услышал шум ручья внизу. Спустился к ручью и очутился на небольшом плато, окруженном кустарником. Что-то белело под навесом, образованным скалой.
Это была палатка. Джонни остолбенел. Вот она - тайна необитаемого острова!
Он осторожно осмотрелся. Брезент совершенно выцвел, но не сгнил. На камнях под кустами лежали заржавевшие пустые консервные банки и серые комки, похожие на папье-маше. Очевидно, это были остатки бумажных мешков. Палатка была беззвучна. Джонни отогнул полог и вошел.
На складной кровати лежал труп. Высохший, пожелтевший труп белого человека. Одежда на нем тоже выцвела, но была целой. Труп, а не скелет. Собственно говоря - мумия. Мумия скалила белые зубы в болезненной улыбке. Глаза ее были закрыты. Ссохшееся лицо покрывала рыжая щетина.
В палатке стоял складной стол, чурбак, заменявший стул. В углу - целая батарея стеклянных банок с притертыми пробками. В банках - засохшие насекомые: и черные бабочки, и мягкотелые жуки и еще какие-то уродцы. Были в палатке и другие предметы, но Джонни не стал их разглядывать. Он бросился к столу.
На столе лежало несколько книг, тетрадь в синей клеенчатой обложке, старомодные большие карманные часы с цепочкой. Джонни схватил тетрадь.
Это был дневник, написанный, казалось, совсем недавно. Бумага не пожелтела и не слиплась. Он стал читать с середины:
«18 апреля 1914 г.
Этот остров - рай для зоолога! Я не встретил здесь ни одного знакомого вида, повторяю - ни одного. И целый ряд новых видов, и не только видов, но весьма вероятно - типов. Названия придумаю после. Насколько могу судить, то же относится к растениям. Здешние фауна и флора не похожи ни на какие до сих пор известные. Ни современные, ни ископаемые.
На мою долю выпало великое открытие. В жизни ученого такое бывает редко. Я счастлив. И хотя мне чуждо тщеславие, приятно все-таки думать о том, какое впечатление произведут в Лондоне мой доклад и коллекции...»
«20 апреля 1914 г.
На берегу я нашел несколько раковин, похожих на Rissoa costata, но более мелких и закрученных в противоположную сторону...»
«21 апреля 1914 г.
Зубастые птицы не имеют ничего общего с археоптериксом. Это - новый класс. Новым классом следует считать и четырехногих насекомых - Insecta quadrupeda»...
«25 апреля 1914 г.
Акулы не заходят в лагуну Пу'а-ту-тахи, так как они не едят этих рыб».
Джонни быстро просматривал дневник. Репортерским своим нюхом он чувствовал, что найдет разгадку смерти незнакомца...
«20 августа 1914 г.
Две недели назад за мной должны были приехать. Не понимаю, что случилось. Похоже, что я попал в трудное положение. Запасы, мои кончаются. Между тем плоды, рыба, птицы, моллюски на острове безвкусны и малопитательны. Необходимо растянуть рацион. Ну что же. Приходилось бывать и не в таких переделках. Приедут же за мной в конце концов...»
«13 сентября 1914 г.
Провизия кончилась. Сегодня выскреб до крошки муку и еще раз вычистил пустые консервные банки. Слава богу, есть вода. Перехожу целиком на подножный корм. Самочувствие скверное, я сильно похудел.
Удивительно, что здесь ничто не загнивает, не скисает, не портится. Даже во время дождей. Поразительное отсутствие гнилостных микроорганизмов!
Я решил систематически разжигать костры на берегу и на вершине. Может быть, их заметят полинезийцы или немцы.
Как бы мне пригодилось это новое изобретение - беспроволочный телеграф!»
«20 сентября 1914 г.
Чувствую, что слабею от голода. Голодаю уже неделю, недоедаю - много дольше. Здесь фактически нет пищи, - плоды и рыба совершенно непитательны.
Светящиеся круглые черви выходят на берег в период спаривания. Я нашел их кладки - под камнями в приливной зоне».
И последняя запись:
«8 октября 1914 г.
Сегодня я, очевидно, умру. Не могу шевельнуться.
Прошу передать мои коллекции и записи Королевскому Обществу в Лондоне. Прошу сообщить о случившемся моей жене, миссис Анне Уиндгем, Эдинбург, Чэнсери род, 21. Прошу Королевское Общество позаботиться о моей семье. Прощайте все. Я ни о чем не жалею.
Мартин Уиндгем».
И еще - неоконченное письмо:
«Дорогая Анни, прости меня за то, что я причинил тебе столько горя. Смерть моя не напрасна, думаю, что в последние месяцы мне удалось обогатить науку. Я всегда любил тебя и нашего мальчика. Пусть он вырастет...»
На этом письмо обрывалось.
Мозг Джонни заработал лихорадочно. Как всегда при встрече с настоящей сенсацией. Все ясно! Уиндгем - англичанин. Каролинские острова принадлежали в 1914 году Германии. За ним не приехали потому, что началась война. Судно вышло за ним, но его, вероятно, потопили немцы. В Англии решили, что судно погибло после того, как Уиндгем был взят на борт.
Но это же действительно сенсация! И коллекции его целы, и дневник. И труп его цел, - здесь же нет гнилостных микроорганизмов!
Браво, Джи Ар Мелвин! Эта малоприятная находка оправдывает всю затею. Ну, тут уж шеф не отделается долларом за строчку!
Джонни совершенно забыл о своей слабости. Он наклонился над трупом и стал обыскивать карманы. Но ничего, кроме ржавого перочинного ножа, не нашел.
Вдруг Джонни резко выпрямился и застыл с широко раскрытыми глазами. Он почувствовал, что Челюсть его отвисает. Его охватил безумный ужас - как после укуса змеи. Ведь его положение нисколько не лучше положения Уиндгема в сентябре 1914 года. Он же умрет с голоду! А потом найдут его труп - не подвергшийся гниению.
Змеиный яд не подействовал на него не потому, что он вовремя принял меры, а потому, что на этом адском острове все не так, - ядовитые змеи безвредны, трупы не гниют, рыба и плоды несъедобны.
«Плохой земля», - говорил Уату. «Твой смелый человек», - говорил Уату. О господи, какое там - смелый. Он же умрет, умрет через несколько дней неминуемо!
И Джонни упал ничком, закрыв лицо руками. Он плакал как ребенок, лежа рядом с улыбающейся мумией.
|
