Окончание. Начало см. в № 1
© Виктор Хенкин
Но были люди, хоть и менее титулованные, зато более преданные шахматам, те, кто с искренней любовью и энтузиазмом возделывал почву, сеял зерна для обильных шахматных всходов следующего столетия. Благодаря воспоминаниям Александра Дмитриевича Петрова мы можем сегодня высказать слова признательности его деду по материнской линии, юрисконсульту министерства юстиции Ивану Алексеевичу Соколову, чиновнику Николаю Петровичу Брусилову, писателю Алексею Даниловичу Копьеву. Партии их не сохранились, но по дошедшим до нас отзывам это были лучшие петербургские игроки, сильные практики, знакомые также с европейской шахматной мыслью. В их домашних библиотеках почетное место занимали книги Греко, Стаммы, Филидора, особенно последнего, чей труд «Анализ шахматной игры» (1749) уже пользовался всемирной известностью.
В Россию иностранные книги попадали разными путями, их привозили путешественники, эмигранты, дипломаты. Расскажу историю одного из 65 экземпляров третьего издания книги Филидора, выпущенной в 1790 году в Лондоне на английском языке. В Библиотеке им. В. И. Ленина она хранится в отделе редких книг не только по причине крохотного тиража, но и потому, что принадлежала светлейшему князю Михаилу Семеновичу Воронцову, о чем свидетельствует вензель на титульном листе. Эта книга была приобретена его отцом, графом Семеном Романовичем Воронцовым, полномочным министром России в Лондоне (1784 - 1806). Будучи членом Сент-Джеймского шахматного клуба, он участвовал в подписке на книгу Филидора, перешедшую затем к его сыну, тому самому новороссийскому и бессарабскому генерал-губернатору, которого впоследствии Пушкин высмеял в своей знаменитой эпиграмме «Полу-милорд, полу-купец...».
Как известно, славу шахматиста Филидор делил с музыкальной славой. На русской сцене ставились четыре его оперы: в Петербурге - «Кузнец» (1764) и «Том Джонс» (1800), в Москве - «Санчо Панса» (1762 и 1796) и «Колдун» (1798). Узнав о громком успехе его кантаты на стихи Горация «Песнь столетия», Екатерина II обратилась к композитору с просьбой прислать ей партитуру и по-царски его вознаградила, велев выплатить 500 червонцев. Филидор не остался в долгу, и когда в 1788 году кантата вышла в Париже отдельным изданием, на титульном листе стояло посвящение автора русской императрице. Надо полагать, что Екатерина была знакома и с «Анализом шахматной игры», во всяком случае о такой книге знала.
А первая книга о шахматах на русском языке, которую Екатерина просто не могла не прочитать хотя бы из-за имени автора, появилась в 1791 году в Петербурге и называлась «Правила для шашечной игры, сочиненные Франклином и переведенные с французского языка» - небольшое эссе на 12 страницах, где речь шла о воспитательной роли шахмат и этических нормах поведения за доской. Прожив долгую и плодотворную жизнь, Бенджамин Франклин скончался всего год назад, и вполне естественным выглядело желание русского издателя почтить память великого американца публикацией одного из его произведений. Но возникает недоумение, почему выбор пал именно на эту, в общем-то незначительную для его литературного творчества работу, «пустячок», как он сам о ней отзывался? Рискну высказать предположение. Хотя Франклин пользовался в русском обществе высочайшим уважением, хотя стал первым американцем среди иностранных членов Петербургской Академии наук (1789 г.), отношение к нему Екатерины II было далеко не однозначным. Его республиканские идеи вызывали у неё раздражение и казались особенно опасными в период, когда набирала силу Французская революция. В этих условиях популяризация общественно-политических взглядов Франклина могла дорого обойтись издателю, и он поступил весьма благоразумно, выбрав для публикации невинную морально-этическую тему, содержавшую к тому же рассуждения о пользе «королевской игры», к которой, как считалось, императрица питала особое расположение. Так, благодаря стечению обстоятельств шахматная игра, вдохновившая выдающегося мыслителя своего времени, предстала перед русскими читателями в самом высоконравственном облике. Непререкаемый авторитет Франклина до сих пор служит ей опорой.
В 70-х годах XVIII века в Петербурге и Москве было открыто несколько клубов, где свой интерес могли удовлетворить и любители шахмат, но самые заядлые игроки отдавали предпочтение домашним баталиям. Уже упоминавшийся Уильям Кокс свидетельствует: «Шахматы настолько распространены в России, что во время нашего пребывания в Москве мне почти не приходилось бывать в обществе, где бы гости не были заняты этим развлечением. И даже проходя по улице, я часто наблюдал торговцев и простых людей за этой игрой перед дверьми их лавок и домов. Русские слывут большими искусниками в шахматах».
Если даже допустить, что наш английский гость немного переборщил, картина все равно остается впечатляющей. Особенно ценно упоминание о торговых людях. По роду занятий им часто приходилось путешествовать, и те из них, кто увлекался шахматной игрой, разносили ее по городам и весям нашей огромной страны. А что на окраинах Российской империи играли в шахматы, мы неожиданно узнаем из мемуаров знаменитого авантюриста XVIII века Мориса Августа Беневского. Этот венгерско-польский дворянин, генерал повстанцев в Барской конфедерации, был схвачен русскими войсками и в 1770 году сослан на Камчатку. В Большерецком остроге он завоевал расположение коменданта тем, что, играя в шахматы на деньги, отдавал ему часть выигранных сумм. Пользуясь относительной свободой, Беневский с группой ссыльных сумел организовать дерзкий побег на галиоте «Святой Петр».
В своих мемуарах он утверждает, что игровые ставки составляли 500 рублей за партию - сумма по тем временам колоссальная, а потому малодостоверная. Но относительно партнеров - заезжих русских и татарских купцов, коих он нещадно обирал, сомнений не возникает, ибо кто еще, кроме торговых людей, располагал свободными деньгами в глухом остроге на самом краешке земли. Одного такого купца Беневский называет по фамилии - Чулошников. А вот имя другого купца, на сей раз тульского, нам не известно. О нем сообщается как о «жертве» неуемной шахматной страсти Потемкина, таскавшего его за собой по всем военным походам. Также неизвестно, компенсировал ли светлейший князь торговые убытки своего «шахматного раба», понесенные им из-за длительных отлучек. Многое, очень многое сокрыто от нас в толще двух веков. В русских газетах XVIII столетия трудно найти хотя бы косвенное упоминание о шахматах, общество относилось к ним как к простому развлечению и всерьез не воспринимало. И все-таки однажды шахматы стали чуть ли не главной темой дня.
В те времена по столицам европейских государств со своим шахматным автоматом гастролировал венгерский изобретатель Вольфганг фон Кемпелен. Теперь мы знаем, что внутри скрывался оператор, но тогда автомат принимался многими за чистую монету, его демонстрация вызывала острый интерес. И вот, 31 мая (11 июня) 1783 года, в «Московских ведомостях», № 43 появилось сообщение из Парижа, которое мы воспроизводим впервые- «Недавно приехал сюда славный Господин Кемпелен с шахматною своею машиною. Он допускает играть с нею всякого, кто считает себя в шахматной игре искусным, с платежом за то по 6 ливров. Дюк де Боаллон одну только игру выиграл, да и то, может быть, потому, что деревянный игрок из учтивства уступал. Равно и Парламентский Адвокат Бернард выиграл одну игру; но вероятно, что и он обязан вежливости Немецкого игрока. Машина сия вопрошаема была, решится ли она играть со славным шахматным игроком Филидором; она смелости не имеет, со столь великим человеком о чести поигрыша, спорить. Механическое сего деревянного игрока устроение возбуждает здесь великое удивление, и некоторые бьются об заклад, что во всем Париже не сыщется 8 игроков, которые бы в состоянии были его поиграть».
Здесь уместно было бы рассказать о приключениях Кем- пелена в России, о том, как Екатерина II играла с шахматным автоматом и едва не купила его. Увы, все это плод недоразумения, более ста лет кочующего по страницам газет, журналов, книг, энциклопедий и даже по киноэкранам.
Ни Кемпелен, ни его автомат в России не были. Однако история возникновения этой легенды настолько запутана и загадочна, а сама легенда обросла красочными подробностями.
О шахматных досугах Павла I сохранилось мало свидетельств. Наиболее известные относятся к его детским годам.
Проблема воспитания единственного сына была для Екатерины достаточно сложной. Первоначально она намеревалась пригласить наставником французского математика-энциклопедиста Даламбера, но тот ответил отказом. Воспитателем Павла стал граф Никита Иванович Панин. Видный государственный деятель, дипломат, человек умный и образованный, он был, однако, типичным русским барином, сибаритом по натуре и к своим обязанностям отнесся с ленивым равнодушием.
Под началом Панина стоял штат информаторов, как тогда именовали преподавателей. Физикой и астрономией занимался с цесаревичем Франц Иванович Эпинус.
Ему принадлежит меткая характеристика юного Павла: «Голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке; порвется эта ниточка, машинка завернется, и тут конец и уму и рассудку».
В 1762 году информатором при Павле был определен Семен Андреевич Порошин. Он преподавал наследнику арифметику и геометрию. Порошин знал несколько иностранных языков, писал статьи, сочинял стихи, а, главное - вёл дневник, которому мы обязаны многими подробностями из жизни будущего царя. В декабре 1764 года, когда Павлу было десять лет, в дневнике появляется запись: «Куплена у Архангелогородца Дудина шахматная доска и с шахматами резными его работы, дано сто рублей». Эти шахматы цесаревич «устанавливал на столе с особыми своими воображениями и диспозициями», то есть попросту играл в солдатики. Любовь к солдатикам он сохранил на всю жизнь. Вскоре, однако, Павел усвоил правила и вел шахматные сражения с Порошиным и своим сверстником, племянником Панина, князем Куракиным, но больше любил наблюдать за игрой. Тот же Порошин вспоминает.
«Перед обедом Т. И. Остервальд и К. Ф. Круз играли партию в шахматы. Великий князь изволил поставить рубль на Остервальда».
На этом сообщения о шахматных занятиях Павла обрываются. Екатерина, узнав, что Порошин ведет дневник, и опасаясь огласки внутрисемейных отношений, которые были далеко не безоблачными, отстранила его от воспитания сына.
В 1781 году Павел с женой Марией Федоровной в сопровождении многолюдной свиты отправился в заграничное путешествие. Подобно своему великому прадеду, он хотел самолично познакомиться с Европой. Никаких дипломатических поручений Екатерина сыну не доверила, а чтобы избежать протокольных затруднений, великокняжеская чета скрылась под именами графа и графини Северных
Первой европейской столицей, лежавшей на пути их следования, была Вена. Австрийский император Иосиф II, заинтересованный в союзе с Россией, изо всех сил старался угодить наследнику русского престола - высоких гостей ожидала большая культурная и развлекательная программа. Павла, однако, шокировали вольные венские нравы, раздражал и сам император - «монарх- либерал», «король-философ», как окрестили его историки: цесаревич тяготился почтительным гостеприимством и мрачнел день ото дня. И тогда Иосиф извлек на свет полузабытый кемпеленовский автомат.
Свой автомат, представлявший фигуру турка, играющего в шахматы, Кемпелен уже демонстрировал в 1770-1773 гг., но. несмотря на многочисленные приглашения. за пределы Австрии не вывозил, затем вдруг упрятал его и в течение последних восьми лет ни разу не выставлял.
Европа недоумевала: почему изобретатель добровольно отказался от всемирной славы, куда подевалось «великое чудо». И вот в декабре 1781 года оно вновь выплыло на поверхность.
Кто был первым соперником «воскресшего» турка - неизвестно, но сам Павел от игры уклонился, то ли из боязни оконфузиться, то ли посчитав сие занятие несовместимым со своим высоким положением. Но в его свите были два азартных шахматиста - лейб-медик Карл Федорович Крузе и известный немецкий поэт Фридрих Максимилиан Клингер, состоявший на русской службе в качестве гофмейстера при наследнике, - один из них, видимо, и принял удар на себя: турок, увы, оказался игроком более искусным.
Автомат привел Павла в неописуемое изумление, и, будучи человеком крайне импульсивным, он тут же попросил австрийского императора отпустить Кемпелена в европейское турне, а самого изобретателя пригласил в Петербург.
Иосиф охотно откликнулся на просьбу высокого гостя и уже в следующем году отправил Кемпелена за границу, несмотря на его явное нежелание. В течение двух лет автомат выставлялся в Париже, Лондоне, Лейпциге, Дрездене, Берлине, других европейских городах, повсюду вызывая восхищение, удивление, негодование, порождая споры и самые невероятные гипотезы. Количество известных мне публикаций, посвященных шахматному автомату, выражается трехзначным числом. Хотя странное детище Кемпелена было, как мы теперь знаем, грандиозной технической мистификацией, оно возбуждало интерес к шахматам и, соотнося их с наукой, заставляло задуматься о сущности самой игры. Так будущий российский император невольно способствовал широкой популяризации шахмат в Европе. Гроссмейстеру мальтийского ордена удалось сделать больше, чем иному гроссмейстеру от шахмат.
Новая встреча Павла с шахматами произошла в Париже. Летом 1782 года в кафе «Режанс» зашел невзрачный господин маленького роста и стал наблюдать за одним из шахматных поединков. Среди зрителей, окружавших столик, возник спор: какой ход будет сделан в создавшемся положении? Неизвестный гость указал на лучший, по его мнению, ход и, встретив возражения, заключил пари на луидор. Выиграв свою ставку, он отдал золотой оторопевшему лакею и молча удалился. Только тут присутствующие догадались, что щедрым гостем был не кто иной, как наследник русского престола Павел».
История эта не лишена достоверности. Находясь в Париже, Павел вполне мог инкогнито посетить кафе, о котором несомненно слышал. К тому же денежные ставки были в его манере, а о поистине царской щедрости русского цесаревича в дни пребывания во Франции упоминают многие хроникеры.
Еще два эпизода относятся к числу анекдотов, столь распространенных в период недолгого, но памятного царствования взбалмошного императора.
Очевидцы рассказывали, что на другой же день после смерти Екатерины полицейские разукрашивали в черно-белые клетки заборы, фонари и столбы на улицах Петербурга, Такая неожиданная демонстрация «любви к шахматам» (как полагали некоторые историки) имеет совсем иное объяснение.
Павел, взойдя на престол, принял ряд драконовских мер, направленных против свободы печати. Он установил строжайшую цензуру, закрыл частные типографии, запретил ввоз иностранных книг. Эти меры сопровождались ужесточением пограничных и таможенных барьеров.
В те времена шлагбаумы, караульные будки, городские заставы и прочие знаки полицейской власти окрашивались в черно-белые полосы. Народный юмор превратил их в «шахматные цвета». Другая история выглядит и вовсе фантастической.
Однажды царь получил донесение, что в Петербурге задержан подозрительный человек, проповедовавший якобинские взгляды. Павел, для которого идеи Французской революции были ненавистнее любой крамолы, пожелал лично допросить арестованного.
Неизвестно уж какими путями зашел разговор о шахматах, но царь и предполагаемый преступник неожиданно уселись за шахматную доску. Проиграв три партии кряду, Павел велел немедленно освободить партнера.
- Такой отменный шахматист не может быть бунтовщиком! - сказал он.
На сумасбродного царя похоже, но могло ли это произойти?
Шахматы не занимали сколько-нибудь заметного места в жизни Павла I: слишком долго дожидался он высшей власти, чтобы тратить время на развлечения, слишком озлобленно взялся за ломку порядков, существовавших при Екатерине.
За ней царил царь Павел,
Мальтийский кавалер,
Но не совсем он правил
На рыцарский манер.
Но Россия еще грелась в лучах екатерининской славы, неполные пять лет грубой деспотии и солдафонщины не успели вытоптать вековые традиции, и уже следующее поколение выдвинуло плеяду русских мастеров, внесших весомый вклад в мировую шахматную культуру.
