«Контрольный листок»: образование, культура, общество

Родиной еще одной, важнейшей, новации вновь стала Италия: именно здесь сложились предпосылки, позволившие разрушить монополию университетов на обу-чение и исследования. По мере того, как независимые и самоуправляемые итальянские города-государства богатели благодаря своей промышленности, международной торговле и банковскому делу, в них формировался новый класс преуспевающих граждан, грамотных, чутких в культурном отношении, осознающих значение высшего образования. Во многом благодаря им в Италии и появилось больше университетов, чем где-либо еще в Европе; большим, чем где-либо, здесь оказалось и количество высокообразованных людей.

Со временем (исключая республики Венецию и Геную) на смену первоначально демократическим или олигархическим формам правления в итальянских городах-государствах приходят монархические - правление принцев и герцогов, которые и начинают привлекать художников и ученых. К традиционному придворному врачу добавляется придворный астролог, академически подготовленный воспитатель детей, архитекторы, инженеры, математики, выполняющие обязанности инспекторов или контролеров весов и мер. Постепенно итальянские дворы становятся центрами интеллектуальной активности, которые не только находятся вне университетских стен, но и часто располагают значительно большими средствами. Для квалифицированной интеллигенции открывается возможность прибыльной карьеры уже в светском мире.

Так называемая Флорентийская или Платоновская академия возникла как кружок гуманистически настроенных философов и педагогов, связанных с двором Лоренцо Медичи. Пример оказался настолько заразительным, что в XVI в. практически каждый итальянский город положил начало одной или нескольким академиям «curiosi» и «dilettanti», занимавшимся философскими или научными исследованиям. Порой, такие академии получали поддержку от властей, но чаще всего функционировали на частной основе. Некоторые из них демонстрировали широчайший диапазон интересов, другие же специализировались в тех или иных конкретных областях деятельности.

Так, во Флоренции Академию (Accademia della Crusca) в 1582 г. основали два городских патриция - поэт Граццини (Grazzini) и филолог Сальвиати (Salviati). Цель Академии состояла в изучении и поддержке тосканского диалекта, огромный словарь которого увидел свет в 1612 г. В том же году и Галилей, бывший членом этой Академии с 1606 г., решил в своих будущих научных публикациях пользоваться только этим диалектом (факт, который, при наличии словаря, в значительной мере повлиял на то, что именно тосканский диалект обрел статус официального языка всей Италии).

Более научно был ориентирован кружок Academia Secretorum Naturae, основанный в Неаполе около 1560 г. врачом Джамбаттиста делла Порта (ум. в 1615), который путешествовал по Франции, Испании, Италии, посещал библиотеки и встречался с теми учеными и мастеровыми, которые могли поведать обо всем, что заслуживало внимания и любопытства. Подобного рода практикой он пользовался и позже, но уже с помощью обширнейшей переписки. Членами Академии могли стать только те, кто сделал какое-то открытие или провел наблюдение над каким-то явлением природы, а прямым результатом ее деятельности стала работа Порта «Natural Magic» (1589), своего рода 20-томная физико-техническая энциклопедия. На раннем этапе академии гуманистического толка возни-кали и в Испании, и в Германии.

Большую известность получила (впрочем, просуществовавшая недолго) римская Accademia dei Lincey, основанная в 1603 г. юным принцем Федерико Цези (Federigo Cesi,1585-1630), одаренным натуралистом-любителем, который не только предвосхитил линнеевскую классификацию растений, но и первым начал изучать насекомых под микроскопом. План Цези создать международную сеть таких академий потерпел неудачу, а организованное им общество прекратило свое существование после его смерти; но его имя и библиотека были приняты национальной академией Италии, которая была основана в 1847 г., а реформирована в 1875 г. До сих пор существует также и флорентийская Академия дельЧименто, созданная в 1657 г. великим герцогом Фердинандом II Медичи для поддержания экспериментальной науки.

В XVII в. академии начинают создаваться и к северу от Альп, особенно во Франции и Англии. В Париже францисканец отец Мерсенне (Mersenne, ум. в 1648) организовал просуществовавший несколько лет своеобразный клирингхаус научной информации, которую он собирал и распространял по всей Европе в ходе огромной переписки. Его монастырь был местом встреч группы видных французских математиков, ученых и инженеров, которых он объединил в частную «неофициальную» академию. В 1635 г. Ришелье создает Академию французского языка, целью которой была его поддержка, а в 1648 Мазарини - Академию скульптуры и живописи (Academic de sculpture et de peinture), тем самым стремясь показать, что новое правительство продолжает традицию, унаследованную от Ришелье. Последнее становится еще более очевидным при Кольбере, в 1663 г. создавшем Academic des inscriptions et belles-lettres, а в 1666 г. - Академию наук.

В Англии гражданская война и религиозные волнения во время протектората Кромвеля значительно нарушили академическую жизнь университетов, сделав ее для многих из них весьма трудной. Здесь уже в 1645 г. (если не раньше) ряд ученых и математиков начали встречаться в Лондоне в конфиденциальных условиях, поначалу в таверне, а позже - в Грехем-Колледже. Несколько лет аналогичная группа оксфордцев проводила такие же встречи в доме аптекаря, где были возможности для постановки экспериментов, или в Ведхэм-Кол-ледже. Такого рода объединения, вошедшие в историю под названием «невидимый колледж», по сравнению с континентальными академиями были меньше формализованы, а многие их участники разделяли идеи, которые Френсис Бэкон защищал в своих работах по философии и развитию науки. В подобных объединениях научное исследование представлялось как деятельность, отличная от преподавания.

После восстановления монархии в 1660 г. «невидимый колледж» легализовал себя под именем Философского общества, число членов которого значительно выросло: среди них были ученые и техники, а также представители знати. В 1662 г. Общество получило королевскую хартию, коституирующую его как Лондонское королевское общество по развитию естественнонаучного знания. Задачами Общества стали: совершенствование знаний о «естественных вещах и всех полезных искусствах, производствах, механических практиках, двигателях и постановке экспериментов», дальнейшая проверка научных теорий с помощью эксперимента и объяснение причин в критическом духе, без каких-либо предубеждений. Для этой цели была введена специальная штатная должность демонстратора экспериментов. Таким образом, из перечисленного ясно, что новое Общество воспринимало себя как чисто исследовательское, не занимающееся обучением чему-либо.

Интересным представляется и его решение не «соприкасаться с теологией, метафизикой, моралью, политикой, грамматикой, риторикой или логикой». Сказанное означало стремление не только исключить из сферы своих интересов гуманитарные области знания (которым пришлось ждать создания своей собственной Британской академии до 1902 г.), но и дистанцироваться от религиозной борьбы, которая мешала становлению университетов как подлинно национальных учебных центров. Исследователей не спрашивали об их религиозных убеждениях, не требовали от них присяги на верность религиозным догматам. Дух толерантности позволял Обществу привлекать к работе видных ученых самых разных убеждений, поддерживать и защищать беженцев из тех стран, где религиозная или политическая нетерпимость мешали свободному общению.

Во Франции ситуация была иной. Аннулирование Нантского эдикта в 1685 г. положило конец периоду религиозной терпимости. В результате некоторые наиболее видные члены Академии наук покинули страну, хотя им и была предоставлена возможность остаться в ней в ранге членов-корреспондентов. Период волнений закончился в 1699 г., после чего Академия была реорганизована правительством, определившим ее структуру и сферу деятельности. Возглавляемая президентом, назначенным королем, Академия была подчинена одному из министров. Ей вменялось в обязанность изучать новые технические изобретения и давать заключения об их полезности. Число членов было ограничено, и все они должны были иметь академические степени. Академикам назначалась плата, кроме того, они были поделены на четыре класса, каждый из которых состоял из 10 «honoraires», a 20 членов в каждом из них - из «pensionnaires», «assocites» и «eleves». «Pensionnaires» no каждой из дисциплин (математика, астрономия, анатомия, химия и ботаника) имел трех представителей, которые должны были проживать в Париже, в то время как в «associes» разрешалось назначить восемь иностранных членов. «Eleves» составляла группа многообещающих молодых ученых, каждый из которых был прикреплен к «pensionnaire» как своего рода тьютеру. Таким образом французская Академия наук была преобразована в хорошо отлаженный государственный департамент научных исследований.

В противоположность французскому подходу, Лондонское королевское общество сохранило за собой статус свободной корпорации. Здесь не было установленных законом ограничений на число членов, многие из которых были просто любителями, джентльменами - учеными и даже представителями знати без каких-либо научных склонностей. Государство не поддерживало Общество материально, и его члены должны были делать ежегодные взносы, для того чтобы покрывать расходы: такой ценой им удавалось достичь свободы, возможности реализовать свои собственные научные цели.

Так сложились две модели ученых обществ, которые могли стать прототипами новых академий, которые в скором времени и возникли почти во всех европейских странах. В Германии движение началось в 1652 г. с частной Швейнфуртской академии, которая в 1677 г. была реорганизована, став Academia Leopoldina. Академия не имела постоянного адреса, а ее штаб-квартира перемещалась в тот город, где проживал вновь избранный президент. В 1700 г. король Пруссии Фридрих I одобрил план Лейбница о создании Akademie der Wissenschaften, которая и была открыта в 1711 г. в Берлине как государственная. За основу была принята французская модель; эта модель была также использована и при создании Российской императорской академии в С.-Петербурге, задуманной Петром Великим, а созданной Екатериной I в 1725 г. Наконец, академическое движение достигло Скандинавии, где под королевским патронажем были учреждены ученые общества в Стокгольме (1741) и Копенгагене (1742). Распространение академий по всей Европе показывает, что идея ученого сообщества, независимого от университета, была порождена стремлением удовлетворить потребности общества. Причин же успеха этого движения и доброжелательного отношения к нему правительств можно назвать несколько. Государству было удобно иметь «под рукой» группу экспертов, которым можно было поручать задачи, решение которых оказывалось непосильным для любого университетского факультета (пример - работы в области геодезии Французской академии в XVII-XVIII вв., предусматривавшие продолжительные и дорогие научные экспедиции в такие отдаленные страны, как Перу и Лапландия), но с которыми вполне справлялись бюрократически организованные, финансируемые государством академии. Участие в техническом и экономическом развитии государства ставило на повестку дня новые проблемы, которые стимулировали научный поиск и, в некоторых случаях, вели к заказным исследованиям. Академии всячески поддерживали научные контакты, а частые встречи академиков (два раза в неделю в Париже) обеспечивали живой интеллектуальный климат, в условиях которого можно было постоянно обмениваться идеями и обсуждать их. Сеть иностранных членов или членов-корреспондентов открыла новые возможности для взаимодействия. Наконец, появление научных журналов, позволивших ускорять распространение нового знания, делать его более доступным, тоже стало абсолютно новым делом.

Конечно, научная периодика - не изобретение академий. Она ведет свое начало с 1665 г. от французского Journal des sigavants, который еженедельно издавал адвокат, советник французского парламента Денис де Салик (Denis Salic). Но уже в том же самом году Королевское общество Лондона начало выпуск Philosophical Transactions, которые содержали научные статьи, представленные Обществу и признанные достойными публикации; кроме того, публиковались рефераты статей, изданных в других странах, записки морских капитанов, обзоры книг.

На следующий год французская Академия наук приступила к изданию двух серий Mimoires, научных статей и ежегодника Histoires, в котором описывалась работа Академии. В Италии к изданию периодики приступили двумя годам позже: первый журнал, изданный в Риме, назывался Giomale de'Letterati. Свидетельством того, что и университетский мир понял значение новых средств коммуникации, стал выход Acta Eruditorum, который начал издавать в 1682 г. кружок ученых в Университете Лейпциг (где никакой академии не было). Разумеется, периодика позволяла академии расширить свое влияние: и университетский профессор, и все те, кто был заинтересован знании текущего положения дел в науке, мог с ее помощью не отстать от научного прогресса.

Однако за такого рода оптимистическим образом ученых сообществ как пионеров свободы и прогресса в интеллектуальном мире скрывалось и кое-что другое. Лидер немецкого Просвещения Христиан Воль (ум. в 1754) определял задачу академий как получение распространение нового научного знания и открытий, отличие от основной задачи университетов, которого заключалась в обучении. Аналогичным образом первый президент Геттингенского общества Альбрехт фон Халлер (ум. в 1788), разделял понятия «университет» и «академия»: университет - для обучения; академия же для открытий. Итак, можно считать, что эпоха Просвещения зафиксировала все более увеличивающееся paсхождение между обучением и исследованием: университеты продолжали обучать, а исследования переходили в ведение других учреждений и обществ. Следствие такого расхождения стало, с одной стороны, увеличена времени введения нового научного факта или теории программу обучения, а с другой, - в известной степени изоляция исследователя от контактов со студенческой молодежью, а значит, и потеря ряда ярких идей. Университетам XIX в., таким образом, предстояло найти выход из складывавшейся, не очень благоприятной для них ситуации.

Средневековая наука в рамках quadrivium, добившись впечатляющих успехов как в области теоретических дисциплин (математика и астрономия), так и в области физики (оптика и магнетизм), где были плодотворно использованы экспериментальные методы, сделала возможным осуществление ряда практических нововведений, которые со временем оказали глубокое воздействие на повседневную жизнь человека (изобретение очков в XIII в. или механических часов в XIV). И все-таки, в целом, наука и техника взаимодействовали слабо. Даже в XV в., когда начался великий университетский строительный бум, ни одно из этих учебных заведений не имело лабораторий и даже не задумывалось над необходимостью их организации. Безусловно, quadrivium мог плодотворно развиваться и в дальнейшем, если бы располагал средствами, соизмеримыми с теми, которые позже были проинвестированы, например, в анатомические театры.

Экономическая структура позднего средневекового общества базировалась на технических возможностях ремесленников и мастеровых, организованных в корпорации или гильдии, которые власть наделяла правами и привилегиями, гарантируя их выполнение. Каждая гильдия представляла одно ремесло, так что по мере роста технической сложности жизни общества, увеличивалось и число гильдий. Цель последних, состоявшая в защите своих членов от конкуренции с неорганизованным трудом и поддержании определенного профессионального уровня, обусловливала необходимость получения регулярного образования: ученики в мастерских старших членов гильдии, уже признанных мастеров своего дела, овладевали секретами мастерства. Однако в результате такой практики средневековая технология все более замыкалась внутри себя самой. В отличие от открытого обучения в школах и университетах, ремесленники, насколько это было возможно, старались сохранить секреты своих профессиональных методов.

Подобные различия в постановке практического и теоретического образования естественным образом создавали препятствия на пути плодотворного взаимодействия науки и техники. Подготовка мастера занимала больше времени, чем магистра. В этот период фактически отсутствуют примеры, когда человек был бы «дипломирован» в обеих областях деятельности. Конечно, последствия сложившегося положения дел сказались не сразу. Так, первые большие астрономические часы были изготовлены в Сан Альбансе (Англия) оксфордским ученым, аббатом Ричардом из Волингфорда. Но уже начиная с XV в. все более очевидным становится тот факт, что технические проблемы, возникающие в условиях достаточно быстро меняющегося общества, представляют собой тот самый вызов, ответить на который университетскому quadrivium не по силам.

В числе областей, где такая несостоятельность оказалась наиболее очевидной, стали навигация и картография. В Средневековой Европе, когда морская торговля ограничивалась Средиземноморьем и западным ее побережьем, простые лоцманские описания береговой линии и ориентиров были вполне достаточными руководствами. И тем не менее именно торговля привела к удивительному развитию картографии в форме portolani или карт, созданных лоцманами с практическим опытом, с указанием удобных гаваней и решительно отличавшихся от традиционных круговых matmae mundi, которые изготавливали схолары. Для примера: Carte Pisane, датируемая примерно 1275 г., имела прямоугольную сетку, наложенную на береговые линии Средиземноморья; столетие спустя большой Atlas Catalans представил все Средиземноморье на ряде карт, обеспечивавших связный показ направлений плавания с использованием компаса (им стали пользоваться в XII в.). Университеты прошли мимо этого новшества, никак на него не отреагировав, и только переоткрытие и латинский перевод итальянскими учеными-гуманистами Птолемеевой «Географии» в начале XV в. сделали принципы математической картографии известными и математикам.

В первые десятилетия XV в. португальские моряки приступили к исследованию западного побережья Африки. В 1474 г. они впервые пересекли экватор, а 8 лет спустя создали и первую европейскую колонию. Столкнувшись с неизвестными ветрами и течениями, лоцманы и морские капитаны ощутили потребность в более глубоких знаниях гидрографии; но - и это характерно - власти, ответственные за новые экспедиции, никогда не обращались в Университет Коимбры с просьбой создать отделение навигации. Вместо этого Генрих Мореплаватель (1394-1460) организовал гидрографическое ведомство, задача которого состояла в вычерчивании и исправлении карт, разработке и проверке навигационных приборов. В 1484 г. король Джон II сформировал специальную комиссию для разработки астрономических методов определения широты в море по наблюдениям за солнцем. После открытия в 1492 г. Америки, по тому же пути пошло и испанское правительство, создав собственное гидрографическое учреждение в Севилье.

Таким образом, и Испания, и Португалия продемонстрировали, что неотложные задачи можно решить, создавая специализированные школы, т.е. без какой-либо помощи со стороны университета. И, действительно, впоследствии все морские нации пошли таким же путем, создав собственные школы навигации. Иногда в их организации участвовали правительства, а иногда это делалось за счет частных средств. Конечно, в числе преподавателей таких учебных заведений были и университетские дипломированные специалисты. Так, известный Педро Нуньес (ум. в 1578), прежде чем стать королевским космографом (1529), профессором математики в Коимбре (1544) и главным космографом (1547), получил степень в области медицины в Саламанке; точно так же и крупнейший картограф XVI в. Герард Меркатор (ок. 1512-1594) изучал теологию в Лувене до того, как частным образом обучился математике. Вместе с тем все более очевидным становится то обстоятельство, что научные познания люди «практического мира» должны приобретать в специальных учебных заведениях или у многочисленных частных «практиков от математики», которые, кстати, в XVI-XVIII вв. внесли большой вклад в развитие неуниверситетского образования.

Ярким подтверждением сказанного может служить жизнь лондонского купца, сэра Томаса Грехэма (ум. в 1579), основавшего Королевскую биржу (1565) и вошедшего в историю как один из основателей экономической теории. Свое состояние он завещал для учреждения Грехэм-колледжа, который и открылся в Лондоне в 1597 г. в составе семи кафедр (астрономии, геометрии, медицины, права, теологии, риторики и музыки). Лекции были доступны всем, что сделало это учебное заведение не только общедоступным университетом, но и своего рода напоминанием Оксфорду и Кембриджу о том, что в обществе есть классы, которые они игнорировали.

В эпоху средневековья при строительстве зданий строитель-подрядчик был одновременно и архитектором, и руководителем работ. Нужным же мастерством он овладевал в гильдии каменщиков. Однако со временем ему стал требоваться больший объем специальных знаний. Например, Брунеллески (1377-1446) получил заказ на завершение работ по строительству собора во Флоренции только потому, что знал, как сделать огромный подъемный кран, с помощью которого можно соорудить купол, не прибегая к помощи дорогих лесов. О том, насколько далеко продвинулась механическая технология в рассматриваемый период можно судить и по альбомам Леонардо да Винчи (1452-1519), который не только изобразил свои собственные изобретения, но и составил своего рода каталог средневековых машин вообще.

Энергетические проблемы техники решали, используя чисто эмпирические данные, при строительстве водяных и ветряных мельниц. Нечто похожее происходило и при строительстве мостов, дорог, каналов, плотин. Что же касается рудной и угольной промышленности, то уже в конце Средних веков здесь возникли проблемы, порожденные нараставшей глубиной шахт и частыми остановками добычи из-за затопления штолен. Потребовалось создание насосов и других водооткачивающих устройств, многие из которых представлены в труде «De re metallica» (1530) врача Георга Агриколы (1494-1555).

В XVI в. теоретические основы механической технологии были созданы в основном учеными, ориентированными на практику. Все виды машин того времени базируются на статике, которая как наука была известна средневековью, но обычно считалась лишь областью математики. Возможности же ее технических приложений не рассматривались. В XVI в. некоторое продвижение было сделано в Италии Тартальей (ок. 1499-1557), Бенедетти (ум. в 1590), но особенно Марчезе дель Гюид Убальдо дель Монте (Marchese Guid'Ubaldo del Monte, ум. в 1607), изучавшим математику в Падуе перед тем, как поступить на службу в Дом Медичи в качестве военного инженера, а затем - избрать спокойную жизнь частного джентльмена-схолара. Создание сооружений с использованием воды привело к развитию гидростатики и гидравлики: «на ноги» их поставил Симон Стевин (1548-1620), который прошел подготовку в армии и работал инженером на голландское правительство. Позже проблемы дренажа шахт инициировали изобретение парового насоса и разработку атмосферного парового двигателя Сэвори (Savory, ум. в 1715) (каким было его образование, неизвестно) и Ньюкоменом (1663-1729), которого, прежде чем он занялся торговлей железом в Дортмуте, обучал нонконформистский священник.

Что касается военной техники, тут были свои проблемы. Появление в XIV в. пушек революционизировало средневековую артиллерию. На повестке дня оказались проблемы баллистики, которые нельзя было решить средствами аристотелевой механики, что и привело к ее окончательному ниспровержению в XVII в., когда в 1638 г. Камео (Cameo, ум. в 1642) создал первую современную (хотя и приблизительную) теорию полета снаряда. Использование огнестрельного оружия повлияло и на фортификационное дело, которое развивалось как область практической геометрии; теперь крепость нужно было строить так, чтобы она была по возможности неуязвима для обстрела, но позволяла гарнизону в свою очередь вести максимально возможный огонь. С другой стороны, искусство штурма с помощью минирования и подкопов крепостей предполагало умение (при проведении подземных работ) ориентироваться с помощью компаса и уже известных методов тригонометрии.

Начиная с XVI в. фортификацию частично преподавали профессора математики. Но, как показала практика, осуществить подготовку офицеров в имевшихся учебных заведениям было делом малореальным: жизнь армии и университета оказалась несовместимой. Во многих случаях офицеры приобретали нужные математические знания, обучаясь частным образом, в том числе и у университетских преподавателей, которые тем самым пополняли своя скромные доходы, получаемые от университета как профессора факультета искусств. Частная деятельность Камео в Падуци - типичный пример сказанного. Похоже, с конца XVI в только в голландских университетах профес-сионально-техническое образование, начинает сосуществовать наряду с образованием научно-теоретическим. Принц Мориц Оранский, сын Вильяма Молчаливого (оба штатгальтеры Голландской Республики), основал военную инженерную школу для подготовки квалифицированных специалистов, в которых он нуждался во время войны с Испанией. Несмотря на то, что лекции читались на голландском языке. «Duytsche Mathematicque» (так называлась школа) взаимодействовала с Лейденским университетом. Программу обучения в этой школе (1600) разработал инженер Симон Стевин. После теоретической подготовки по предметам математического цикла, студенты проходили практику, причем иногда в армии. Такой же вид профессионального образования был представлен и в других голландских университетах.

В XVII в. вне университетов закладываются основы более регулярного военного образования в виде офицерских школ или военных академий, в которых представлены все аспекты военного искусства, включая не только фортификацию и артиллерийское дело, но и (помимо основ картографии и методов съемки) сведения из области механики, необходимые для строителей мостов и специальных машин. Если обратиться к численности ученых, получивших первые уроки в области математики и статистики в военных школах можно прийти к выводу, что этот тип неуниверситетского образования фактически и повлиял на общее развитие науки. Побочным результатом использования огнестрельного оружия стало и то, что хирургия в XVI в. развивалась в значительной мере под влиянием опыта военных врачей, а методы лечения лошадей, используемых в армии, стали одной из основ возникновения ветеринарной науки вообще.

Навигационные школы Португалии и Испании, так же, как и военные академии, возникавшие по всей Европе, прокладывали дорогу к становлению технического образования, что происходило при почти полном игнорировании университетов. Последним никогда не предлагали организовать технические или политехнические факультеты, да и сами они не демонстрировали готовности к такому шагу. Правительства повсюду, не обращаясь к университетам, предпочитали создавать чаще всего специальные школы по конкретным направлениям и крайне редко - учебные заведения более общего характера (такие, например, как технический колледж в Праге - 1717г. или Collegium Carolinum в Брауншвейге - 1745). В 1744-1747 гг. французский военный корпус инженеров дорог и мостов был преобразован в Ecole des Pants et Chaussees. Горные академии учреждаются: в 1735-1762 гг. - в Венгрии; в 1765 г. - в Саксонии; в 1775 г. - в Ганновере ив 1783 г.-в Париже. Первая ветеринарная высшая школа была создана в 1766 г. во Франции; в скором времени аналогичные школы организуются в Вене (1776), Ганновере (1778) и Копенгагене (1778).

Последнее объясняет, в частности, то, почему наиболее примечательные направления развития науки были инициированы медицинскими факультетами без какой-либо поддержки со стороны наук quadrivium факультетов свободных искусств. Сказанное можно продемонстрировать на примере ботаники, еще в античности основанной учеником Аристотеля Теофрастом как общая наука о растениях. Позднее ее предмет обычно ограничивался знаниями лекарственных трав, которые и определяли основную часть средневековой materia medica. В XVI в. благодаря усилиям ряда ученых, которые имели отношение к медицине, ботаника переутверждается, обретая статус уже общей науки. Импульс к развитию получает и зоология.

После того как французский король Генрих IV создал кафедру ботаники и анатомии в Монпелье (1593), новая дисциплина обрела и статус академического предмета. Происшедшему во многом способствовало учреждение ботанических садов, поначалу создававшихся по инициативе отдельных профессоров, а затем и медицинских факультетов. Вероятнее всего, первый сад был создан в Пизе (1545), затем - в Падуе (1546) и Болонье (после 1561). Потом их примеру стали следовать один европейский университет за другим. (Кстати, стоит отметить, что значительные капиталовложения в учебную и исследовательскую базу доступны были лишь медицинским факультетам.)