Литературные прибавления к «Контрольному листку», 2015, № 4

Король мёртв

© Уолтер Тевис

© Перевод с английского Ил. Полоцка

В сумрачном, пустынном помещении библиотеки было, как и полагается, полно книг. Сидели здесь всего несколько человек, и Уилл внезапно подумал: «Пожалуй, вот она, лучшая комната из тех, где придется мне провести эти проклятые шесть месяцев». На стене - дешевая репродукция «Одалисок» Матисса. Запах какой-то странный. Заключенный за столиком невысок ростом, щупл. Волосы песочные, вокруг рта резкие морщины. Перед ним лежали книги, бумаги, но нигде даже намека на шахматную доску. Подойдя ближе, Уилл дождался, пока один из заключенных дочитал юридический справочник, и тогда обратился к мужчине за столиком: «Не вы ли Финдлей Баскин?». Человек опустил глаза.

- Хотите выбрать книгу? - Голос его был бесстрастным. Уилл откашлялся.

- Я слышал, ваш рейтинг по списку ФИДЕ больше двух тысяч.

Лицо мужчины не изменилось.

- Что такое ФИДЕ? 

Уилл почувствовал себя увереннее. Прилив злости всегда успокаивал его, когда он начинал нервничать.

- Международная шахматная федерация. - Он произнес название с подчеркнутым французским прононсом, как было принято у них в колледже. «Если этот тип собирается морочить мне голову» - подумал он.

Мужчина на мгновение остановил взгляд на дешевом Матиссе и сказал:

- Финдлей Баскин - это я. Мой рейтинг 2334. Во всяком случае, был.

Значит, он числился среди первых 40 или 50 шахматистов страны.

- Был? - переспросил Уилл.

Баскин снова взглянул на репродукцию, потом - прямо в лицо Уиллу

- Последние три года у меня возникали сложности с участием в турнирах.

- Три года? Но я не слышал о ...

Баскин впервые усмехнулся, его улыбка оказалась на редкость приятной.

- Видите, я не Фишер. А преступление моё из разряда самых обыкновенных, и вряд ли ему уделили больше четверти колонки в «Таймсе».

Уилл чуть было не спросил его о подробностях, но сдержался, припомнив, как по тюремным обычаям относятся к такого рода вопросам.

- А я сижу за растрату, - сказал он. - Мой рейтинг около двух тысяч. Меня зовут Уилл Шнейдер.

Баскин задумчиво посмотрел на него, и Уиллу показалось, что эти мгновения длятся нестерпимо долго. Двое пожилых заключенных вошли в помещение и, перешептываясь, листали журналы. Баскин достал монету в 25 центов, крутанул ее перед собой на столе и накрыл ладонью, словно прихлопнул муху. 

- Орел или решка?

- Орел, - сказал Уилл, подумав, что выбор ему безразличен

Баскин поднял ладонь.

- Решка. Будете играть черными. - И без улыбки продолжил: - Пешка на d4.

- А где доска?

- Доски нет, - ответил Баскин. - Пешка на d4

Уилл огляделся Уткнувшись в книги, в библиотеке тихо сидели пять или шесть заключенных.

- О’кей, - сказал он - Только я никогда так не играл. Пешка на d5.

- Не извиняйтесь, - сказал Баскин. - Я и с доской в два счета положу вас на лопатки...

Месяц они играли каждый вечер, пока Уилл наконец не объявил Баскину мат более чем за пятьдесят партий: Баскин впервые зевнул, оставив ладью под ударом. Уилл дрогнувшим голосом объявил ход и снес ее конем, заставив мастера признать поражение. Уилл, может, впервые почувствовал магическую власть древнего рокового слова «Мат». Мат. «Шах и мат». Король мертв.

- Ну, что ж, - сказал Баскин - С домашним заданием вы оправились.

Пошарив на книжной полке шкафа, он вытащил оттуда скатанное полотно с черно-белыми клетками и коробку с большими стаунтоновскими фигурами.

- Награда за усидчивость

- Чудесно, - сказал Уилл, жадно оглядывая квадраты полей. После игры вслепую он чувствовал себя Моцартом, услышавшим, как оркестр играет мелодию, существовавшую доселе лишь в его воображении. Возможно, настоящие гении шахмат и предпочитают чистое и высокое наслаждение от игры ума, не отягощенное никакими реалиями Но он, человек, который любил женщин, вкусную еду, свободу и многое другое больше, чем шахматы с их жесткими очертаниями полей, цилиндриками слонов и покорными обрубками пешек, испытывал сейчас полное, всепоглощающее счастье.

Молча расставили фигуры. Снаружи сиял ослепительный свет прожекторов, стрекотали ночные насекомые, слышались тяжелые шаги охранников. Четыреста заключенных внимали телевизионным страстям по Мери Тайлер Мур. Шахматное поле освещалось лишь тусклой лампочкой, от нее падали резкие тени - кони, ладьи, пешки, ферзи.

За два месяца Уилл восстановил в памяти все тонкости сицилианки и ферзевого гамбита. Как ни странно, Баскин ничего другого не применял. Уилл научился анализировать партии, прогуливаясь утром в тюремном дворе и припоминая встречи Спасского с Фишером из матча в Рейкьявике. Как и всякий способный мальчик из Нью-Хейвена, он в свое время увлекался шахматами, но в жизни его никогда ранее они не занимали такого места Однажды во время очередной схватки в библиотеке - по двадцать минут на партию каждому, - когда Уилл колебался, брать ли коня, оставляя ладью без прикрытия, Баскин перегнулся через стол и остановил часы.

- Как вам тюремная жизнь, Уилл? - спросил он.

Уилл встряхнул головой, пытаясь избавиться от напряжения.

- Кормежка ужасная, - сказал он, - и большинство сокамерников - сущие животные. Но в общем не так плохо, как я ожидал. - И, помолчав, добавил, словно с вызовом: - Но все это чертовски нервирует.

- Да, - сказал Баокин. - Это заметно А шахматы, между прочим, требуют, чтобы к ним относились с невозмутимостью крестоносца. Попробуйте в то время, пока я обдумываю ход, размышлять над философскими аспектами комбинации с использованием ладьи и слона.

Уилл слабо улыбнулся.

- Конечно, нервничать не стоит.

- Интересно, как бы Фишер воспринял тюремную жизнь? Задрожал бы он при виде надзирателя?

Уилл понял, что имел в виду Баскин: присутствие охраны гнетуще действует на человека.

- Ну, скорее всего, пожаловался бы на плохое освещение в камере.

- Уверенности у него было выше головы, -. сказал Баскин. - То, чего вам, Уилл, не хватает. Знаете, что сказал Боголюбов, когда его спросили, каким цветом он предпочитает играть?

- Нет.

- Он сказал: «Меня это совершенно не волнует. Когда я играю белыми, я выигрываю потому, что играю белыми, когда я играю черными, я выигрываю потому, что я Боголюбов».

Уилл рассмеялся.

- О'кей, - сказал он. - Значит, мне нужна уверенность в себе... С помощью слона, вынырнувшего невесть откуда, Баскин объявил мат на 17-м ходу. Силясь представить себе доску с фигурами, Уилл зевнул коня. Раздражаясь, он хотел спросить Баскина: какого черта тот прячет доску? Но вместо этого сказал:

- Играю белыми Пешка на d4.

Хотя на этот раз Уилл не допустил серьезных ошибок, Баскин заматовал его в 24 хода Имей Уилл перед глазами доску с черно-белыми полями, на которых располагались бы стаунтоновские фигуры, победа не далась бы Баскину столь легко Но ему даже начинала нравиться такая игра, хотя она и требовала большого напряжения. За время безалаберной жизни в колледже он растерял часть навыков, сейчас приходилось заново обретать их. Конечно, с настоящим мастером играть ему никогда не приходилось. Проигрыш не угрожал его гордости, и смысл игры состоялся в том, долго ли он продержится. А может, научится чему-нибудь! После второй партии он спросил:

- Еще одну?

Но Баскин показал на часы - полдесятого и вытащил из-под стола толстую книгу.

- Почитайте. - Он держал в руках «Открытие современных шахмат», библию всех, кто садится за доску.

- Я читал, - сказал Уилл.

- Тогда выучите наизусть

- Наизусть?

- А что делать в камере? Танцевать?

Уилл ухмыльнулся и взял книгу.

- А потом, - сказал Баскин, - я разрешу вам ознакомиться с книгой Фишера и других чемпионов.

Боже милостивый! Основа шахмат - память.

- Как-то не думал об этом. Интересно, в какой еще из тюремных библиотек такой выбор книг?

Взгляд Баскина стал бесстрастным.

- А кто, собственно, заказывает для нее книги?..

В оглавление номера * Читать страницу 2 * Читать страницу 3